Ложное ухо

Ложное ухо

Владимир Финогеев

7 Дней

«Обычно он спорил. Редко шел навстречу. Настаивал на своем. Тут согласился. Помолчал, кивнул, произнес: «Хорошо». Если бы он попросил объяснить, я не смогла бы. Никакого объяснения не было. Никаких разумных причин. Никаких предчувствий. Я хорошо спала, никаких снов. Майское утро — свежее, прозрачное. Солнце сверкает в небе. Накрываю завтрак. Тосты, яйца, сыр. Мужу — кофе, себе — чай. Все хорошо. Почти забыты вчерашние обиды. Позавчерашние — точно. Наливаю мужу в чашку черный кофе. Горячий, от него поднимается пар. Ставлю кофейник рядом с плитой. Кофе в чашке застывает зеркалом. Из-под блеска проступает чернота. На долю секунды что-то проносится рядом с головой. Видение — будто в пустоте вьется струйка дыма, не вверх, а наклонно. Мелькнуло еще что-то, очень знакомое, узнаваемое. Быстро исчезло, я не успела ухватить. В тот же миг откуда-то снизу, у груди, вдруг разрывается узкая черная щель. Оттуда дуновение, от которого холод. Быстрое, невесомое дуновение. Я ощущаю не умом, помимо ума, что дымок был раньше, чем щель. Видимо, я замерла на мгновение. Потеряла слух. Издалека голос мужа: «Ты где, что с тобой?» — «Что со мной? Ничего». — «Сахар у нас есть?» — «Сахар... да-да, я слышу, конечно». Открываю дверцу настенного шкафа. Дверца скрипнула. Почудилось, скрип с чем-то связан. С чем? Рука снимает сахарницу, несет ее над столом. Мысли убегают: был страх — вот что было, воспоминание об этом запоздало. Страх так быстро всосался в щель, что я не успела осознать, что он был. А теперь? Теперь его не было. Ничто не напоминает о минутном наваждении. Все чисто. Я поискала страх в груди — его нет, в сердце — покой. Ровные, спокойные биения, без тени тревоги. Непостижимо. Пытаюсь разобраться. Я думаю, уношусь назад во времени, я вспоминаю: да это от кофе. От черного колодца чашки, куда случайно упал взгляд. От него. Обращаю глаза на черную жидкость, смотрю внимательно, длительно, глубоко — тщетно. Лакированная чернь ничего не навевает, не вызывает. Ничего, кроме кофе. За окном — солнце, небо. Комната наполнена светом. Все как-то очень хорошо. Что же это было? Да и было ли? Муж медленно водил ложкой, она звенела о края чашки. Шипел чайник на плите. «Отрежь еще сыру», — попросил он. Я огляделась: «Где-то у нас был сырный нож». Муж повел плечами. Нож лежал на кухонном столе. У ножа была прорезь, щель. Вид ее вызвал какое-то смутное неприятное переживание. Оно не длилось, растаяло, рассеялось, от него осталась дырка. Похожая на досаду. Потом и ее не стало. Я отрезала сыру. Села, отпила чаю. Красно-коричневый прозрачный круг чая, по его поверхности стелется пар. Муж взглянул на часы. Встал: «Мне пора». — «Ты поедешь на машине?» — «Да». Язык сам собой проговорил: «Не езди». Я не то хотела сказать. Но что хотела — забыла, сказалось: «Не езди». Он оглянулся. Удивление пробежало по его лицу. Возникло молчание. Он посмотрел мне в глаза. «Не езди на машине». Возражение замерло на его губах, он стал серьезен. Закивал головой: «Хорошо, поеду на электричке». Он уловил, что происходило: в глазах была не я. И я не от себя говорила. Внутри что-то огромное, невидимое. Его нет. Но в какой-то миг оно шевельнется, и ты чувствуешь его мощь. Идти против бессмысленно. Оно пересилит. Оно говорит за тебя. Муж молча оделся. «Я пошел». — «Будь осторожен». Он кивнул, шагнул за порог. Я закрывала дверь. Сквозь проем видела, как он спускался по лестнице, оглянулся на площадке. Мы кивнули друг другу. Он исчез. Я медленно закрыла дверь. Прошлась по квартире. Что-то менялось. В животе тихо жужжит струна. Низкая, басовая. От нее бегут волны. Я размышляю, хочу разобраться. Ощущаю какую-то

Ложное ухо 1

неправильность, слова «не езди на машине» и муж не согласуются. Не подходят. Они отдельно. Но почему — не ясно. Может, вернуть мужа? Но тут же поднимается твердая волна. Вернуть нельзя, потому что нельзя ехать на машине. Нельзя. Вечером стало известно: мужу защемило ногу в электричке, протащило по перрону. Он упал на сумку, это смягчило падение, отделался легкими ушибами. Потом электричку остановили. Прихрамывая, вернулся домой. Главное — жив. И, в общем, здоров. Все — позади. Тем не менее я не чувствую облегчения. Убеждаю себя: все хорошо, все обошлось. Все кончилось. Но в груди тоска, печаль, близко слезы, ощущение беды. Так же мерно бубнит струна нескончаемую грусть свою. На следующий день приезжает сестра мужа Оля со своим парнем Николаем. Они вместе несколько месяцев. Они приехали поменять зимнюю резину на летнюю. Муж с отцом помогают, рядом гараж, инструменты. Было воскресенье. В понедельник утром Оля с Николаем едут на работу. Их заносит, машину выбрасывает на встречную полосу, разворачивает правой стороной, где сидит Оля. В правую дверь на огромной скорости врезается машина. Сестра мужа погибает на месте. Николай не пострадал. Я иду в храм. Гулкая, наполненная тишина подхватывает душу. На широком подсвечнике потрескивают свечи. Подошла

Ложное ухо 2

служительница. Она загасила сгоревшую свечку. От нее потянулся светлый дымок. Без усилий я вспомнила недостающую часть видения. Свеча. Вот откуда эта серебряная полоска. Задуло свечу, от нее тянулась струйка дыма. Вот что стерлось тогда из памяти. Объяснились печаль, страх, досада, непонимание. Я поняла, что слова «не ездить на машине» были предназначены не мужу — его сестре с другом. Но сказаны они на два дня раньше. Теперь это уже ничего не изменит».

Внутренняя линия мужа имеет нарушения по безопасности — это множественные разрывы линии и прямоугольные образования. Это не первая травма мужа. Ранее он подвергся нападению, получил серьезные повреждения (рис. 4, оранжевый, линия жизни — зеленый). Смерть сестры мужа выражена линией, уходящей к основанию большого пальца. На этой линии также серия приподнятых прямоугольников — опасная аварийность (рис. 4, красный).

Другая помощь

 

«Мы жили на даче. У ребенка три недели температура то повышалась, то падала. Вчера градусник показал 39, сбить температуру не удавалось. Я не знала, что делать. Муж уехал в командировку в Италию. Одной ребенка вести трудно, девочка не могла самостоятельно двигаться. Перед сном прошептала: «Господи, что делать, ехать в город или нет? Дай мне знак». Утром я проснулась с флюсом на щеке. Надо ехать. Я позвонила приятелю, он приехал на катере, перевез нас в город. Вызвали врача. Врач-женщина говорит: «Я не слышу левого легкого. Дыхания слева нет. Надо бы госпитализировать. Но вы ведь не отдадите в больницу такого ребенка?» Я покачала головой. «Пишите отказ». Ушла. Я встаю на колени, долго молюсь: «Господи, помоги». На следующий день пришла та же врач с заведующей. «Подозрение на плеврит. Надо в больницу». Они недоговаривали чего-то. Мы приехали. Сидим в приемном покое минут сорок. Дочери плохо, она бьется в моих руках. Входит врач: «Кто здесь в реанимацию?» До меня не доходит, что это мне. Я озираюсь по сторонам. Врач говорит: «Мамаша, вы чего, не видите, она умирает». Сердце обдало холодом. Дочь забрали в реанимацию. Я просила разрешить мне быть с дочерью. Отказали: «Нельзя». Я говорю: «Вы видите, это особый ребенок, я должна быть рядом». — «Не волнуйтесь, справимся». Выходит реаниматолог, говорит: «Двустороннее воспаление легких». Я спрашиваю: «Откуда вы знаете, ведь снимки не делали». — «Нам и так видно». Невидимая сила заставляет меня действовать. Я звоню знакомым, друзьям, подняли всех. Договорилась сделать рентген. Приехали с переносным рентгеновским аппаратом. Но, чтобы проявить снимок, надо ехать в другую больницу. Поехали, выяснилось: снимок не получился. Возвращаются, делают повторно. Едут проявлять, опять получилось плохо, не ясно. Смотрели, смотрели, заключили: «Плеврита нет. Ничего страшного». До понедельника будут колоть антибиотики. Я говорю врачу: «Что-то не то. Странный цвет лица, зеленоватый, гнилостный. Это лицо другого человека». — «А что вы хотите, ребенок в таком состоянии». Я приезжаю домой страшно подавленная. Звоню одному целителю: «Мне плохо. Меня к ней не пускают. Я не могу ничего сделать». Он говорит: «Если ты борешься с болезнью, ты получаешь болезнь. Вот когда ты придешь, чем ты с ней будешь делиться, своей болью, горем? Ты думаешь, ей это надо сейчас? А ты поделись радостью, любовью. Постарайся быть в гармонии с ситуацией. Не обязательно быть с ней физически, будь мысленно. Представь, что ты с ней в палате». Я села на стул. Сказала сыну, чтобы к телефону не подзывал. Закрыла двери. Сомкнула веки, представила, как иду по коридору больницы. Это получилось быстро, легко, ясно вижу неровные бежевые стены. Приближается дверь палаты, вдруг я не вошла, а оказалась в палате. Вижу: возле кровати стоят три фигуры. Возле изголовья старушка в платочке, глаза закрыты. Рядом с ней, немного наискосок, старик с седой бородой. Одежда на нем из холста — белая рубашка холщовая без ворота. Третий, знаю, что молодой, но кто — не разбираю. Фигуры будто полупрозрачные. Они все над дочерью как бы нависли и делают такие движения руками, будто счищают грязь. Потом смотрю: у женщины что-то в руках. Я про себя спрашиваю: что у нее в руках? Пригляделась, она держит легкое, и я знаю, что это левое легкое. Легкое лежит в обеих руках, в пригоршне. Выражение лица грустное. Из ладоней и пальцев струится тихий свет. Легкое — розовое, чистое. Глаза женщины по-прежнему закрыты. Вот что я видела. Утром прихожу в больницу. Возле крыльца стоит машина «Детская реанимация». Выходит врач с пачкой сигарет в руках. Я спрашиваю: «К кому детская реанимация? К моей девочке?» — «Подождите, вам все скажут», — говорит он, скрывается, уходит назад внутрь. Я обхожу здание больницы с другой стороны, подхожу к черному ходу. Тот же врач уже там, курит. Я вновь: «Это к моему ребенку приехали?» Он нехотя отвечает: «Нет, это к другому, к мальчику, вдохнул инородное тело». Но меня начинает колотить, я чувствую, это к моей девочке. Выходит другой врач, садится в реанимационную машину, я к нему. Он рассказал: «К девочке приезжали, у нее острый плеврит, сделали операцию, откачали полтора литра гноя».

Я вхожу, она лежит, вокруг сердца тревожно, внутри — покой. К дочери вернулось ее прежнее лицо, только она очень уставшая и взрослая. Из бока трубка торчит. У меня ощущение, что бабушка еще в палате. Стоит, руки скрестив. По стечению обстоятельств, мальчик вдохнул инородное тело, но его привезли в инфекционную больницу, оттуда вызвали дежурного врача, случайно это оказался главный хирург. Ему сказали, надо еще заодно посмотреть девочку. Левое легкое не дышит. Он спрашивает: «Где сердце прослушивается?» Они говорят: «Справа». Он взял с собой катетер, знал, что уже из-за гноя легкое выдавило сердце вправо. Счет шел на минуты.

После врачи рассказали: «Вот что странно. Левое легкое должно сплавиться, а оно оказалось целым, у нее хорошее левое легкое. Это невозможно. Обычно оно сгорает. Его как кто закрыл, взял в карман».

Потом перевезли дочь в реанимацию торакального отделения. Там врач сказал: «Рано радуетесь. Пневмоторакс должен быть. Хорошо, если только одно легкое взорвется». Я слушаю и плачу. Вышла из больницы, звоню сыну. Он говорит: «Мать, стой на месте, я сейчас приеду». Приехал. Говорит: «Поехали домой». Я качаю головой: «Нет. Мне надо в храм». Отправились туда. Но я не в сам храм пошла — в часовню. Рядом. Она маленькая. Мне там хорошо. Про себя думала: поставлю свечу умершим, чтобы молились за дочку. Подхожу к кануну. Зажигаю свечку. Поднимаю глаза и вижу эту бабушку. На иконе. Она в том же платочке, и глаза ее закрыты. Что-то в голове как бежит, но никак не добежит. Я спрашиваю женщину: «Кто это?» Она глянула с презрением: «Это Матрона». Как она сказала, я тут и узнаю ее. Боже мой! Как же я не узнала ее, конечно! Матрона. Перевожу взгляд на соседнюю икону. На ней тот самый старичок с бородой. Я не стала спрашивать, узнала его — Серафим Саровский». Позвонила подруге в Москву: «Сходи к Матроне». Она все поняла: «Еду». Через несколько часов прислала эсэмэс:

«Подходим». Через пять минут еще одно эсэмэс: «Проси». Я упала на колени, молилась и благодарила Матрону. Дочка поправилась очень быстро. С легкими ничего не случилось».

хиромантия практика, Влидимир Финогеев

На линии ребенка в начале и конце наблюдаются прямоугольные образования и круговые фигуры (рис. 4, красный, линия ребенка — оранжевый). Прямоугольные рисунки — выражение вероятной травматической ситуации при родах, кружочки — повреждение головы. Прямоугольное образование на окончании линии — выражение нездоровья в целом. Дело не в плеврите, который закончился благополучно, есть более сложные нарушения. Но мы не одиноки, чудо не только внутри, оно и вне нас.

Ценность неповторимости

Ценность неповторимости


Ценность неповторимости 12.12.02
Костер еще горел. Встал Виктор Кондратьевич. кармана выскользнул черный квадрат. «Ой, — я наклонилась, подняла, — это ваше, из кармана выпало. Что это?» Я протянула ему кожаный футляр. Виктор Кондратьевич сдвинул брови, сделал серьезное лицо. Но в глазах — огоньки. «Т-е, никому ни слова», — сказал он, осторожно оглядываясь. Это было смешно, потому что все были рядом и с любопытством смотрели на нас. Виктор Кондратьевич понизил голос: «Это карманная машина времени». В груди у меня сделалось сладко, но я ощущала подвох. «Как это?» — спросила я. Сама во все глаза глядела, как его руки достают что-то из футляра. Показались две матерчатые корочки, охватывающие стопку листов. «У-у, — разочарованно протянула я, — это же обыкновенная записная книжка». Взрослые рассмеялись. «А вот и нет, — возвысил голос Виктор Кондратьевич, — обыкновенная, когда в ней пусто. А как напишешь в ней чего-нибудь, сразу делается необыкновенная. Откроешь ее где-нибудь и сразу переместишься в прошлое. Вот, пожалуйста». Он раскрыл книжку и прочитал: «23 марта. Заседание научного совета». Он сделал паузу, обратился ко мне: «Сегодня, какое число?» «Девятое мая», — говорю. «А я раз — и мгновенно перенесся в 23 марта. Тут же в глазах зал, где мы сидим. Выступающие, и все что там было. Так-то вот». Я вздохнула: «Я думала: настоящая — сел туда и поехал в прошлое». Он потрепал меня по щеке: «К сожалению, с точки зрения науки настоящая машина времени невозможна».
Мама задумчиво сказала: «А я, если бы и была машина времени, никуда бы не отправилась. Во всяком случае, в прошлое — точно». «Почему?» — спросила я.
Мама вздохнула: «Был у меня такой случай в жизни... — она помолчала. — И я думаю сейчас, что исход его был связан с одной сказанной мною фразой. Скажи я по-другому, неизвестно, что бы со мной стало. Вот так прилетишь на машине времени в прошлое, станешь там собой, которой была, и чего-нибудь не так сделаешь — и все будет по-другому. Не сидели бы мы возле костра этого. Не вышла бы я замуж за папу. Не родились бы наши дочери. Вдруг тебя бы не было? А?» Мама обняла меня. Все крепко призадумались. Я тоже: как это меня бы не было? Я спросила: «Ма, а что это за случай, и какая фраза тебя спасла?»
«Сейчас думаю, странно и смешно, что я могла так сказать, — начала мама, — В 45-м, после войны, я стала работать в комиссии по разделу флота Германии. Чуть не полтора года прожила за границей. Объездила пол-Европы. И в Германии была, и от Англии до Норвегии проехала. Везде к нам, русским, хорошо относились. Просто обожали. Был какой-то необыкновенный подъем. Все чувствовали, что начинается новое время. Новая эпоха. Возглавлял комиссию зам. наркома морского флота. Замечательный был человек, образованный, умный, деликатный, но где надо и нажать умел. После того как мы выполнили нашу миссию, вернулись в Москву. И как тогда бывало, вместо награды этого нашего руководителя взяли под стражу. Меня несколько раз вызывали на допросы. Измором брали: с утра до вечера задают одни и те же вопросы: «Куда он ездил? С кем встречался ? Были ли у него друзья среди иностранцев? Говорил ли он с ними один на один ? Получал ли от них вещи, деньги, письма?» А надо сказать, этот мой руководитель был человек дальновидный: один никуда не ездил, никаких встреч наедине. Всегда вызывал переводчика, меня то бишь. Я составляла запись беседы. Он подписывал. Все на виду. Ничего предосудительного не делал. А следователь знай свое гнет: «Какие разговоры вел? Отсутствовал ли по ночам?» Или вдруг огорошит: «А вы знаете, что он работал на английскую разведку?» Потом совал бумагу, ручку: «Пишите все, что знаете». Пишу. Он бумагу в стол. Потом опять вопросы. Потом опять пишу. Наконец я вспылила: «Сколько можно одно и то же спрашивать?» Он рассердился: «Вы об этом пожалеете». Выбежал из комнаты. Долго его не было. Потом заходит и говорит: «Вас хочет видеть министр». А министром тогда был Абакумов. Мне сделалось страшно. Повели меня по коридорам. У меня ноги подкашиваются. Входим. Огромный кабинет. Стол из орехового дерева с зеленым сукном. Портрет Сталина на стене. Откуда-то выходит высокий, широкоплечий интересный мужчина. Одет в штатское. В хороший, дорогой коричневый костюм. Сесть не предложил. Сам тоже стоял или ходил. Потом оперся задом о стол, полусел. Принялся задавать те же вопросы, что и следователь. Но как-то более умно, что ли. Я отвечаю пращу: не видела, не знаю, ничего такого не было. Видимо, я говорила не то, что ему было надо. Он стал злиться. Сжал скулы, вдруг прикрикнул: «Да вы знаете, где находитесь и с кем говорите?! Я сейчас нажму кнопку, вас отведут в подвал, посадят в камеру, и никогда вы оттуда не выйдете. Сгниете заживо!» Меня ужас охватил. В голове заметались мысли. Одна другую теснит. Не знаю, что делать. Как себя вести. Что говорить. И вдруг с кончика языка фраза слетает — не знаю откуда она взялась, как туда попала — не объяснить. Помимо меня в одну секунду вылетели слова. Мама умолкла. Все зашевелились. Я подергала маму за рукав, заторопила: «Ну, что же ты сказала?» «Да глупую, невозможную вещь. Я выпалила так же громко, как и он: «Но так нечестно!» Вот что я прокричала. Нечестно! И все, и ничего больше. Абакумов, помню, рот приоткрыл. Оторопел. Потом что-то у него пронеслось по лицу. Он поманил следователя и сказал: «Освободите ее». Меня вывели наружу и больше не вызывали».

Ценность неповторимости Цикл статей Вл. Финогеева

Мы изучаем корреляты судьбы родителей на руках ребенка до его рождения. В рамках метода фиксированных позиций линия матери следует после линии отца, если идти от радиального края к ульнарному, т. е. двигаться от стороны большого пальца к ребру ладони (рис. 3—4, линия матери — синий, линия отца — зеленый). На линии матери есть прямоугольное образование (рис. 4 — красный) — знак участия в судебных процессах и разбирательствах.
Владимир ФИНОГЕЕВ

Берегите жизнь с детства

Берегите жизнь с детства.

Боль и страх смерти стоят на страже жизни. Но есть люди, которые добровольно уходят в мир иной. Почему они это делают? Причин и мотивов много. Стоики кончали с собой из принципиальных, философских соображений, хладнокровно и методично. Романтики — в порыве страсти, вызванной крушением иллюзий. Спартанец предпочитал смерть утрате свободы. Римлянин уходил от позора. Суицид совершали из верноподданнических чувств, как в Японии. Иногда обстоятельства принуждают к самоубийству. Тяготы жизни становятся страшнее смерти. История помнит времена, когда самоубийства совершались на «законных основаниях»: так группа лиц, облеченных властью, вынесла такой приговор Сократу. Нерон повелел Сенеке покончить жизнь самоубийством. Но вскоре он сам прошел той же дорогой, только менее достойно, чем его учитель.
Когда человек пытается совершить собственное убийство и ему это не удается, он может поделиться переживаниями о случившемся. Скажем, Максим Горький после неудачной попытки признался, что выстрелил в себя от отчаяния и безысходности. Если же самоубийство произошло, то мотив покрывает тайна. Можно бесконечно гадать, почему «Маяковский лег виском на дуло».
Мой друг детства был женат на красавице, у них родилась дочь. Он был и умен, и хорош собой. И вот однажды, под старый Новый год, он перехватил шею веревкой и свел счеты с жизнью. «Почему?» — обратился ко мне его отец. Неизвестно. Одно несомненно: самостоятельно уходят из жизни под влиянием сильного чувства. Но, чтобы прыгнуть в бездну, нужно еще кое-что.
Не хватает крохотного, незаметного толчка. Микроскопической гирьки, склоняющей чашу весов в пользу смерти. Этим скрытым фактором является склонность к самоубийству. Будто дремлющий в некой глубине стрелочник просыпается и в нужный момент переводит энергию души и тела на самоуничтожение.
«Если бы я только знал, что она способна на такое, — сказал мне отец семнадцатилетней девушки, покончившей с собой вследствие неразделенной любви, — не отпускал бы от себя ни на шаг. А время все лечит». И он прав. Участие и поддержка в трудную минуту помогают таким людям жить дальше.

Существуют специальные психологические тесты, позволяющие выявить суицидальный синдром.
Руки предлагают свой метод.
Найдите на цветной схемке руки знак под N 288.
Это крест на первой фаланге среднего пальца.
Если он глубокий, ясно заметный и отдельно стоящий, можно делать вывод об имеющейся склонности к самоубийству.
Чтобы это действительно произошло, необходимы дополнительные признаки нарушения системы самосохранения, с частью которых вы уже познакомились в предыдущих публикациях.
Глубокие рисунки и на правой, и на левой руках выражают постоянно присутствующее стремление, которое дает о себе знать всякий раз, когда образуется «благоприятное» стечение обстоятельств.
Размер имеет значение.
Чем знак больше, тем сильнее склонность.

Берегите жизнь с детства
Мелкие поверхностные путаные крестики говорят о минутных, быстро проходящих желаниях.
Тем не менее такие люди нуждаются в психологической помощи.
Взгляните на реальный знак на реальной руке (рис. 3—4).
Эта молодая девушка впервые испытала сильное притяжение к смерти в возрасте 8 лет.
Ей показалось, что ее никто не любит, она никому не нужна, что она одинока и заброшена.
Не будем говорить о людях, достигших зрелости.
Они вправе решить, как им обойтись с собственным телом.
Но средние пальчики детей надо просматривать.
Крестики на первой фаланге «просят» родителей воскресить забытое или слишком глубоко скрытое чувство любви.
Только это чувство способно по-настоящему решать проблемы и стирать кресты на руках.

 

Человеческий фактор

Человеческий фактор

Владимир Финогеев

«Мы сидели с приятелем в кафе. «И как ты это узнал?» — спросил он. «Случайно. Я иногда беру с собой документы с работы. Приношу их в папочке прозрачной, ты знаешь, такие папочки из пластика. Однажды прихожу на работу, открываю кейс, достаю документы в папочке, кладу на стол, сажусь сам. Сижу работаю, звонки, прочее. Папочка лежит на столе. Я откидываюсь на спинку кресла, взгляд мой падает на папочку, я замечаю: на ней что-то написано. То есть я откинулся назад, изменился угол зрения, свет стал падать так, что я увидел то, что на папке отпечаталась надпись. Кто-то писал на листочке бумаги, листочек лежал на папке. Когда мы пишем, мы пишем с нажимом, и надпись оказалась выдавленной на папке, понимаешь?» — «Понимаю. И что это за надпись?» — «Это были цифры». — «Цифры?» — «Да. Это был номер телефона». — «И кто же мог написать?» — «Жена. Она писала на листочке, потом забрала его, но телефон остался на пластике». — «Почему ты думаешь, что это писала твоя жена?» — «Есть причина». — «Какая?» — «Это был почерк моей жены». — «Логично, — приятель отпил кофе, — и ты сразу решил, что это телефон ее любовника?» — «Нет, конечно. Вернее, так. Эта мысль пришла мне в голову первой. Но — как шутка. Как это объяснить? Я себе шутливо сказал: а вот это телефон любовника моей жены. И сам эту мысль отбросил как нелепость. Отложил папку и занялся работой. Заложил ее другими бумагами и как-то забыл об этом. Но потом, когда я убрал бумаги, то вновь увидел папку и подумал: что это за телефон и почему меня это волнует? Стал думать. Работаю, а мысль периодически стучит в голову и спрашивает: что это за телефон, чей он?» — «И к чему ты пришел?» — «Я беру маленький листочек, знаешь — для записок, и переписываю телефон с папки на этот листочек». — «И что?» — «Положил рядом на стол, продолжал работать. И взгляд мой периодически падает на эти цифры, и вдруг мысль: а что если это не шутка и у жены действительно есть кто-то? Но опять мне стало смешно, и я даже вслух засмеялся». — «Чего ты смеялся?» — «Я не мог этому поверить: у моей жены — любовник! Это казалось невозможным. Бред. Глупости!» — «Может, надо было просто взять и позвонить?» — «Я так и сделал, набрал номер». — «И?..» — «Отвечает женский голос». — «Женский?» — «Сам не ожидал. Она: алле, алле? Я молчу, как дуб. Настроился на мужчину, думаю, сейчас поговорим по-мужски. А тут такое». — «И что ты?» — «Положил трубку». — «Послушай, — сказал приятель, — а зачем жене писать номер своего любовника на бумаге? Это как-то странно, не находишь? Для чего? Ты бы стал записывать телефон своей любовницы? Тут что-то не то. Тебе эта мысль не приходила в голову?» — «Приходила». — «И что?» — «Ответ простой». — «Какой?» — «Любовник взял себе новый номер, позвонил и сказал, мол, у меня теперь другой номер». — «Зачем его диктовать, если твой мобильник его запишет? Просто позвони, зачем писать? Для чего это нужно?» — «Это мне не пришло в голову. Но все и так выяснилось». — «Как?» — «Я решил следить за женой. Я подумал, что нужны более веские доказательства, чем номер телефона». — «Логично». — «Я стал внимательно за ней наблюдать». — «И?..» — «Первое. Оказалось, моя жена привлекательная женщина». — «Ты не знал этого раньше?» — «Знал, но все как-то стирается со временем. Двадцать лет в браке, сам понимаешь. Целая история каких-то обид, раздражений, недовольства, время заштукатуривает душу. Глаза выворачиваются наизнанку, они не видят. А тут я посмотрел на нее глазами постороннего и вижу: у нее красивое лицо, неплохая талия, классные ноги и грудь. Второе: ее поведение изменилось». — «То есть?» — «Если раньше мы ссорились, то первым мирился я. Теперь она просит прощения первой. Третье: она стала готовить мне завтрак». — «Ты находишь это подозрительным?» —

Человеческий фактор По словам В. Финогеева:

«Конечно!» — «Почему?» — «Элементарно. Она изменяет, у нее чувство вины, и она хочет его загладить». Приятель потряс головой, изрек: «Интересная мысль. И что дальше?» — «Я пришел в ярость. Думаю, сокрушу все. Устрою скандал. Узнаю, кто он, и набью морду, урою. Ты знаешь, я могу урыть любого». «Знаю», — сказал приятель, но в глазах у него было некоторое сомнение. «Но тут во мне высветилось, что так я могу ее потерять. А я этого не хочу. Я поразмыслил, прикинул: к чему это насилие, эта грубость, надо действовать тоньше. Я стал любезен и обходителен. Я шутил, сыпал остротами. Я не приходил домой без цветов. Через неделю приглашаю ее в самый дорогой ресторан. Столик на двоих, белая скатерть, свечи, мы так провели время, так хорошо поговорили. Поначалу это была игра, но потом я втянулся, все стало очень серьезно. Это был прыжок в прошлое. Я ощутил второе дыхание. Я влюбился в свою жену второй раз. А какая была упоительная ночь!» Я замолчал. Молчал и приятель. Я продолжил: «Только таинственный телефонный номер не давал мне покоя. Я хотел спросить жену прямо, но отбрасывал идею, крепился, боролся с собой, боялся разрушить новое чувство». Я налил себе воды и осушил целый бокал. «И как же ты узнал?» — «В один день наконец решился. Думаю, покажу ей номер, спрошу в лоб, что это значит. Вдруг она сама говорит мне: «Я должна тебе кое в чем признаться». Я напрягся. Она продолжала: «Последние годы у меня была депрессия, мне чудилось, ты меня разлюбил, наш брак не удался. Подруга нашла психотерапевта, дала телефон, я не звонила, думала, ерунда. Но потом позвонила, прошла курс. Он дал мне несколько советов, и, знаешь, помогло. У меня такое чувство, что мы заново начинаем жить». Представляешь, какое дело, — обратился я к товарищу, — психотерапевт! Я, конечно, с утра позвонил по тому телефону. Тот же женский голос: «Хотите записаться на прием к психотерапевту?» «Нет, — говорю, — у нас уже есть один». Я допил кофе: «И я даже знаю, кто он».

На правой руке внутренняя линия влияния (рис. 4, желтый, линия жизни — зеленый) выходит из линии жизни и начинает от нее отдаляться, что свидетельствует о некотором ослаблении чувств. Далее мы наблюдаем, что линия влияния становится более тонкой и мелкой, еще дальше отходит от линии жизни. Затем в линию влияния входит очень легкая линия со стороны линии жизни (рис. 4, оранжевый) — это линия информации (номер телефона). После этого линия влияния становится толще и начинает приближаться к линии жизни, при этом она становится более глубокой, толстой и заметной. Это указывает на то, что произошло возрождение чувств, второе дыхание в браке. Обратите внимание: обладатель имеет неплохую линию ума — она крепкая и изящная (рис. 4, синий). А ум иногда бывает полезным в таких делах.

Дополнительная информация

Яндекс.Метрика