Если сердце верит
- Подробности
- Категория: Блог группы "Статьи Владимира ФИНОГЕЕВА"
- Просмотров: 3936
Если сердце верит |
Я вышла замуж на-кануне Великой Отечественной войны за пейтенанта. В июне 41 -го эн ушел на фронт. Через месяц пришло единственное письмо. А потом принесли похоронку. Я взяла эе в руки, держу, читаю. Фамилия, имя, отчество — все совпадает. Но не верю. «Неправда, — говорю, — не могли его убить». Порвала и выбросила бумагу. Соседки на меня смотрят и с жалостью, и с испугом. Думают, что рассудок у меня помутился. Вскоре пришла повторная похоронка. Поначалу как иглой пронзило, но чувствую, сердце будто говорит мне: жив он, жив! Всю войну и еще год после не было о нем никаких известий. Потом, в 1946 году, получаю письмо. Пишет мне мой муж, что попал в плен, был угнан в Германию, там по лагерям маялся. Потом освободили их в 1945-м, и его переправили в лагерь для военнопленных под Воронежем. Написано сухо, никаких деталей. Но тогда слова лишнего не скажи. Все это знали. Собралась я, достала спирту, взяла два отреза материала, колбасы домашней и отправилась в путь. Приехала, разузнала все. Всех пленных проверяли, иных отправляли в Сибирь, иных расстреливали, некоторых отпускали. Муж мой себя никогда не умел защитить. Только о других пекся. Надо было его спасать. Я к одному начальнику, к другому, рассказываю, прошу, плачу. В общем, в конце концов выменяла мужа на спирт, материал и колбасу. |
Декоративная причинность
- Подробности
- Категория: Блог группы "Статьи Владимира ФИНОГЕЕВА"
- Просмотров: 3936
Декоративная причинность
Была полуосень. Вместо светлого будущего уже лет пять предлагали светлое пиво. Я шел по улице. Было сухо, но зябко. Слышу сзади цокот каблучков. Женщина, решил я. И она торопится. Вскоре меня обогнала фигура в оранжевом плаще. Копна рыжих волос взлетала при ходьбе. Обе догадки были правильны. Это была девушка, и она торопилась. Куда может торопиться такая яркая девушка в такой яркий денек ? Я перевел взгляд вниз. Плащь был длинноват. Из-под него выглядывали красные туфли. Они довольно быстро уносили их обладательницу все дальше от меня. Интересно, какое у нее лицо? Но, видимо, этого так и не узнать. Девушка резко завернула вправо и исчезла в арке меж двух домов. Я услышал легкий звук, что-то упало и отскочило. Звук хоть и слабый, но не скомкан был на фоне стука каблучков. Красных каблучков. Я не видел, что упало. Но судя по всему — мел кое. Что бы это моем быть ? Шпилька ? Вряд ли: прическа, точнее ее отсутствие, этого не требовала. Монета? Нет, слишком глухо, нет звона. Батарейка от мобильника? Фантазия. Браслет? Не похоже. Отзвук пустоват для браслета. Кольцо? Маловероятно, чтобы кольцо слетало без самого пальца. Я остановился и огляделся вокруг. Метрах в трех от ожидаемого места я увидел красный шарик, бусина? Маленький предмет рдел как рябиновая ягода на ветке. Я наклонился и поднял. Это была пуговица. Первой мыслью было догнать девушку и вернуть потерю. Заодно увидеть лицо. Я заглянул в арку, девушка исчезла, и уже растаяло эхо каблучков. Лица не увидать. Еше пахло духами с тонким фруктовым ароматом. До этого мне не нравился такой тип духов. Теперь — иначе. Пуговица лежала на ладони. Я приблизил ее к глазам. На тыльной стороне была петля, на внешней — выпуклый цветок красно-желтого цвета. Цвета золота.Пуговица была небольшого размера, она отвалилась от платья или от блузки. Почему бы ей отвалиться ? У девушки много дел ? Некогда присматривать за одеждой ? Это связано с особенностями работы? Я пошел дальше, положив пуговицу в карман. Всего несколько секунд, а кажется, что жизнь меняется или должна измениться. Жизнь вдруг обрела значимость. Я пошел вперед, потом вернулся, прошел через арку. Двор был проходной. Я знал это. Мог бы и не возвращаться, ведь я живу рядом. Куда она могла торопиться?Дома я хорошенько рассмотрел пуговицу. Я взял лупу. На оборотной стороне по окружности шли повторяющиеся буквы, которые мне ни о чем не говорили. Лучше бы там был номер ее телефона и адрес. Пуговица лежала на столе, я смотрел на нее. От пуговицы через весь город тянулась тонкая нить к незнакомке. Но это была невидимая нить.Неделю или две жил с ощущением: что-то случится. Проходя мимо арки, замедлял шаги. Заглядывал внутрь, стоял пару минут, но девушки в оранжевом плаще не было. И духами не пахло. Иногда проходили женщины, редко, но у некоторых были красноватые волосы. Но на них были черные пальто и синие шапочки. Я провожай их взглядом. Не исключено, что у нее есть и другая верхняя одежда кроме оранжевого плаща и красных туфель.Через месяц чувства улеглись. Я не надеялся увидеть девушку. Может быть, она вообще живет в другом городе. Я посты пуговицу в кармане. Иногда я доставал ее, вертел меж пальцев, подносил к носу, запах духов был больше не ощутим, но в голове вспыхивал яркий осенний день, двигалась фигура девушки, и я слышал, как стучат по асфальту каблучки. Весной приятель пригласил на день рождения. Отмечали в ресторане. Было довольно много пароду, которого я не знал. Я толкался меж людей, не близкий и не чужой, отдаваясь потоку беспечного времени. Проходя мимо одного столика, был вдруг остановлен знакомым запахом. Я круто повернулся. Одиноко сидела девушка. Я пытался различить цвет волос, но в прыгающем свете это не удавалось мне. Волосы приобретали разные оттенки, от темного до соломенного. Она? Я посмотрел вниз, туфли на ней были черные, с золотой пряжкой. Я сел рядом. «Можно с вами поговорить?» — спросил я. «Конечно», — она приветливо улыбнулась. «Вы давно знаете именинника?» — Я смотрел на ее лицо, и оно мне нравилось. «Нет,— отвечала она, — я подруга подруги его жены». «Ага, — сказал я, потом добавил: — Олег». — «Простите?» — «Меня зовут Олег». — «А, извините, — она опять улыбнулась.— Ольга». «Ольга». — повторил я, и что-то приятное вдруг разухабисто проехалось по венам. «А у вас есть красные туфли?» — проговорил я. У нес немного дрогнула бровь: «Есть». — «А красное платье?» — «Пожатуй, и платье». — «А вы не теряли пуговицу?»Мне показалось, глаза ее расширились, выглядела она удивленной. Она покачала головой: «Нет, не теряла. На этом платье нет пуговиц, оно на молнии». — «Нет. я не имею в виду сейчас, а некоторое время назад, скажем, осенью. — Я полез в карман, потом в другой: — Вот такую пуговицу». Думай, сейчас я ее извлеку. Но пуговицы не было в кармане. Невезуха. Я был в другом костюме. Ольга смотрела на меня новым взглядом: «Вообще, я, конечно, теряла пуговицы. Но очень странно, что вы об этом спрашиваете меня и именно сейчас». Пожалуй, зря я про пуговицу, промчалась запоздалая догадка. «Вы знаете, что необычно, — продолжала Ольга, — неделю назад, я рылась в нижнем ящике письменного стола, искала одну бумагу, и со дна ящика вытащилась пуговица». У меня морозец пробежал по коже. Я вставил: «Красная, с золотым цветком?» — «Нет. обыкновенная, серая с двумя дырками. Но почему-то вдруг меня пуговицы заинтересовали. Я отправилась в библиотеку, хотела узнать побольше». — «И узнали?» — Я инстинктивно подвинулся ближе, словно перед открытием важной тайны. «Да, узнала». — «Что же?» — «Это очень интересно, оказывает-ся. пуговицы в Европу были завезены из Турции примерно девятьсот лет назад». — «Да что вы! Я думал. Европа их и придумала, и это было гораздо раньше». — «И я не ожидала. А как они в Турцию попали. я не нашла. Но в Европе случилась настоящая революция. Особенно для мужчин». — «Мужчин?» — «Да, они первые стали использовать пуговицы. Раньше всю одежду приходилось надевать через голову, а теперь она стала распашная. Это стало очень удобно. А двести лет назад вообще случился пуговичный бум. Пуговицы нашивали на одежду сотнями. Представляете? И каких только пуговиц не было: из драгоценных камней, из жемчуга, из дерева, из кости. Их покрывали стеклом, а под ним выставляли портреты, цветы, бабочек, шпанских мушек». — «Грандиозно», — отвечал я. Так мы познакомились и через год поженились».
Иногда линия влияния может находиться на необычном месте. Вместо того чтобы сотрудничать (или не сотрудничать) с линией судьбы, она смещается в сторону линии жизни и, пересекая ее, устремляется внутрь поля 1 или зоны Венеры (рис. 4, л. влияния — желтый, л. жизни— зеленый). Этот показатель толкуется негативно. Отношения неустойчивы и обычно распадаются. Признак демонстрирует темпоральную симметрию. Иными словами, он работает дважды. Первый раз время его действия определяется по линии судьбы снизу (от основания ладони) — это возраст от 20 до 24. Второй раз — по линии жизни от 40 до 46 лет. Знакомство и отношения могут случиться как в 22—24, так и в 40—46 лет и заканчиваются разрывом.
Безразмерная константа
- Подробности
- Категория: Блог группы "Статьи Владимира ФИНОГЕЕВА"
- Просмотров: 3941
Безразмерная константа.
«Пятнадцать красивых девушек прошествовали в мою однокомнатную квартиру. Сосед этажом ниже приоткрыл дверь. Из темной щели сверкал его очумелый глаз. Девушки гуськом уходили от него вверх по лестнице. Юбки не скрывали ничего. И ему открылось многое. Пятнадцать пар загорелых стройных ножек, все разные, все неповторимы, и все каким-то образом входят в категорию прекрасного. Не было земных сил, чтобы вынудить его оторваться от смотровой площадки, пока, наконец, его толстые жирные уши, поросшие черной травой, не слопали звук последних каблучков. Он злобно хлопнул дверью. А что ему оставалось делать? Было начато девяностых, трудное время. «Проходим и занимаем свободные места, — командовал я, — Даша, Полина, сделайте чайку. На кухне все есть». Я прошел в комнату: «Внимание. Повторяться не буду, все знают, для чего мы тут собрались. Вы будете заниматься консумацией в Венгрии». Я перехватил взгляд черных глаз, многозначительно расширившихся. «Это не то, что вы думаете, — продолжил я. — Отбросьте ваши сексуальные привычки. Никакого секса. Вас тут же уволят. Ваше дело—разговорить клиента на бабки, увлечь, так сказать, беседой, чтобы он покупал дорогие вина и прочее. Обещания должны порхать, как бабочки, и, как бабочки, исчезать. Конкретно с вами проведут работу на месте. Сегодня предварительный просмотр. Сейчас подъедут два специалиста, они с вами побеседуют. Определят профпригодность. За ними окончательное слово». Пока я упражнялся в красноречии, в дверь позвонили. Я открыл, на пороге стояли двое солидных мужчин. «Прошу, — я провел их в комнату. Там для них было приготовлено два кресла. — Кофе, чай, как обычно?» — спросил я. Они кивнули. «Девушки, все выходим, кроме,— я выхватил взглядом высокую блондинку, — кроме вас. Люба вас зовут?» Блондинка кивнула. Я прошел в кухню: «Даш, сделай кофе с молоком и чай, подашь ребятам». Даша с подносом вышла. «А что они там будут делать?» — спросила девушка с длинными черными волосами. Остальные с интересом ждали ответа. «Они просто залают вопросы и делают выводы. — Я окинул всех взглядом, продолжил: — А если что-то неясно, то просят раздеться». Девушки захихикали. Смех — обычная реакция. Видимо, защитная. «А если и дальше будет неясно?» — спросила рыжая с короткой стрижкой. «Дальше не разрешается»,— отрезал я. Вышла блондинка. «Меня взяли», — сказала она. «Оставь данные на том листке, притащишь четыре фотки, будем паспорт делать, пока свободна». Я отправил следующую. Девушка с длинными волосами смотрела на меня. У нее были красивые глаза. Взяли и вторую девушку. Зазвонил телефон. Это был директор фирмы. «Макс у вас?» — спросил он. «Да». — «Позови его к телефону». Я вошел в комнату: «Максим Викторович, вас к телефону». Тот вышел. Посредине стояла девушка. «Разденьтесь пока», — сказал тот, что помоложе, Игорь. Мы перебросились с ним парой слов. Когда обернулись к девушке, она стояла абсолютно голая. Игорь повернулся ко мне, развел руки, сказал: «Ты чего не предупредил, что полностью раздеваться не требуется, только снять платье». «Вылетело из головы», — сказал я. «Спасибо, конечно, — сказал Игорь девушке, добавил: — Вы приняты». «Пожалуйста», — улыбалась девушка. Она оделась и вышла «Работа и так вредная, мы же не железные», — пробурчал в спину Игорь. Я его не понимал, мне был двадцать один год. На кухне объявил: «Забыл, если эксперты попросят раздеться, лифы и трусики не снимать, пожалуйста». В итоге было отобрано восемь девушек. Девушка с длинными волосами не прошла «Меня зовут Глория», — сказала она. «Я помню, — сказал я, — не расстраивайся». — «А я не расстраиваюсь». «Я позвоню», — сказал я. «Буду ждать», — ответила она Кожа у нее была смуглая, с розовато-белым свечением. Кожа светилась. Она вышла, я понял, что влюбился. На следующий день позвонил ей. мы встретились, пошли в кино и процеловались весь сеанс. Потом бродили по улицам и целовались на каждой лавочке. Голова шла кругом. Мы встречались каждый день, потом я повез девушек в Венгрию. В Будапеште встретили, поселили в гостинице на вершине холма. Номера на двадцать человек. Мы закосили под студентов. Кровать, тумбочка, душ и туалет на этаже. Меня не было две недели. Вернувшись, звоню Глории: «Привет, увидимся сегодня?» «Не могу», — голос звучал отстраненно. «Почему?» — «Выхожу замуж». — «Как ты сказала?» — «Замуж выхожу». — «Шутишь?»—«Это серьезно». — «А как же я? Я же люблю тебя. Я думал, и ты?..» — «Ты уехал в Венгрию, у тебя там другая». — «Кто тебе сказал такую чушь?» — «Девчонки, кто еще?» — « Бред!» — «Бред не бред, а вот так про тебя говорят. Не звони больше». «Постой, подожди», — закричал я. Но гудки, гудки. Гудки. В глазах зажглись красные круги, меня подняло волной любви и ярости. Я метался по комнате, сжав кулаки. Проходит месяц или около этого, однажды — телефонный звонок. Глория. Голос ее — как электрический мед: «Ты?» «Я», — хрипло, дрожа, отвечало горло. Потом я сказал, как молнию принял: «Увидимся?» — «Давай». Мы встретились, и все закрутилось по новой. Между нами ничего не было, только поцелуи. Мы встречались два раза в неделю в фитнесе, потом гуляли. Она категорически не хотела ко мне домой. Через полгода я любил так, что не мог дышать. Однажды я уговорил ее зайти ко мне, секс был слабенький. Меня захлестнули чувства, а она была несколько холодна. Ладно, потам будет лучше, — решил я. Я позвонил ее мужу и сказал: «Я ее люблю, я хочу ее забрать. Или я тебя застрелю. У меня есть пистолет». «Приезжай, поговорим», — сказал он. Я приехал без пистолета, потому что у меня его не было. Он открыл, прошли в тягостном молчании на кухню, в груди нарастало напряжение, предшествующее драке. Он указал на стул. Я остался стоять. Он достал водки и плеснул в стаканы. Спокойно сел. Сел и я. Мы выпили. У меня прояснилось в голове. Я увидел другого человека, он сидел, подняв плечи и опустив голову. Он поднял на меня глаза, взгляд был потухший. Он сказал: «Она кинула нас обоих». Я не понимал. «Она не ночует дома, я проследил — она ходит в Центр международной торговли и ловит там иностранцев. Я с ней настрадался вот так, — он провел ребром ладони по шее.
— Хочешь, забирай ее, но ты хлебнешь с ней горя». Мы проговорили часа три и решили бросить се. Я сдержал слово. Больше я ее не видел и не искал встречи. Она не звонила. Лет через пять случайно встретил ее в магазине. Она плечом толкнула меня возле прилавка. Ненароком. Я узнал ее. Она была в недорогой шубе. Я сделал вид, что ничего не заметил, и вышел на улицу».
Линия Влияния пересекает отросток от линии Жизни, который исполняет роль линии Судьбы (рис. 4. л. Влияния — желтый, л. Судьбы — синий).
Пересечение однозначно предрекает разрыв связи.
На самой линии влияния можно обнаружить знаки Меркурия (уголок) и избыточной Венеры (круг с поперечной линией), на рис. 4 они даны красным.
При таком сочетании на линии влияния партнер имеет склонность рассматривать свое тело в качестве средства производства или открывает доступ к телу в обмен на дорогие подарки.
Для единственной ночи
- Подробности
- Категория: Блог группы "Статьи Владимира ФИНОГЕЕВА"
- Просмотров: 3937
Для единственной ночи.
Меня никто не провожал. На вокзале тянуло дымком. Было на пять или семь градусов выше нуля. Поезд уже стоял. Я нашла вагон. Проводница, плотно сбитая казашка, улыбалась. Возможно, характер, или оттого, что до Нового года оставалось три часа Я ехала из Алма-Аты в Свердловск к двоюродной сестре матери. Мне было шестнадцать. «Проходи, — произнесла проводница, повертев билет, — пятнадцатое место». Не без труда взобралась с низкой платформы в тамбур.
Вагон был плацкартный. В проходах и купе толкались люди. Шумы, толчки, скрипы, обрывки фраз. Я пробралась к своему месту. Народу было явно больше. Три девушки, двое мужчин лет тридцати-сорока производили одновременно смех, разговор и пение. У окна сидел высокий развязный парень, размахивал руками и командовал. Я в нерешительности остановилась. Головы устремились на меня, на миг умолкли. «У тебя пятнадцатое? — громко, но не без некоторой любезности произнес парень. — Проходи, проходи, дайте девчонке место, давай сюда. Положите ее чемодан наверх, так, садись рядом». Я в некотором смущении села. На столике стояли бутылка шампанского, и какого-то неузнанного вина, и одна маленькая с прозрачной жидкостью. Разнообразная снедь этажами расположилась друг на друге. Кусок вяленого барана, помидоры, огурцы, сыр, хлеб, горки зелени, два яблока, шарики мандаринов, плитка шоколада. «Тебя как кличут?» — спросил парень. Он был лет на десять старше. «Лена», — сказала я. «Отлично!» Я пожала плечами. «Я — Влад, — сказал парень. — Это...» — он вытянул руку в направлении рыжеволосой девушки и замешкался. «Люда», — помогла девушка. Остальные стали называть имена, которые я тут же забывала. «Они все едут с нами, — сказал Влад, — в одном вагоне, в смысле». «И, как ни странно, в одном направлении». — подхватил мужчина с хорошим животом, которого звали не то Тимур, не то Костя. Обе фразы вызвали дружный хохот. Влад обнял меня за талию. Но я отстранила руку. Он как ни в чем не бывало, не переставая балагурить, убрал руку: «Ну, пора старенького проводить». Откупорилась бутылка вина. Поезд тронулся. «Поехали», — прокомментировал кто-то. Тут в проходе показался парень. Невысокий, русоволосый, моего возраста. Его также встретили как родного. Усадили на краешек и вручили пластиковый зелененький стаканчик. Но парень, как и я, не пил. Атмосфера подогревалась. Пошли анекдоты. Влад опять просунул руку мне за спину. В этот раз я повернула голову к мужчине, сидящему слева от меня, и тихонько проговорила: «Давайте поменяемся местами». Мы поменялись. Так я оказалась рядом с парнем, который вошел последним. Мы поневоле разговорились. Его звали Миша Он был незамысловат, с ним было легко. Мы переходили с темы на тему. Он заканчивал шкалу, потому разговор вскоре зашел о том, кто куда будет поступать. «Ты куда?» — спросил он. «В медицинский, а ты?» Он мотнул головой: «Не знаю. Еще не решил». — «А я с детства мечтаю стать врачом». Выстрелы пробок из-под шампанского возвестили благополучный переход из семьдесят второго в семьдесят третий год. Крики «ура» сотрясали вагон. Нашлась гитара. Мы пели, смеялись, было интересно, ново и совершенно безопасно. За окнами — черная ночь. Мне казалось, что еду я вовсе не в Свердловск, а неизвестно куда, будто и места такого на земле нет. Часа через три-четыре начали разбредаться спать. Я проснулась в яркий свет дня. За окном белели снега. Проносились островерхие зеленые ели. Мы с Мишей не расставались. Мы сидели, поп»! стояли в проходе, опять сидели, путешествовали по поезду и говорили, говорили не умолкая, рассказывая друг другу все до последних тайн. скрытых в уголках души. Может, мы думали, что. выйдя из поезда, разойдемся в разные стороны, не встретимся никогда, и потому врать не было причины, а в искренности и откровенности была удивительная притягательность. Мы легко обменялись адресами и покинули — не без грусти — вагон и людей, ставших ближе друг другу благодаря магии новогодней ночи. Я думала, мы с Мишей никогда не увидимся, он мне нравился, но его чувств ко мне я не могла угадать. Он никак их не выказывал. Я плохо еще понимала и людей, и себя, но мне казалось, что нас связывает какое-то необыкновенное чувство. И вот через месяц или два приходит письмо от Миши. Потом другое, третье. Я ответила. Завязалась переписка Он писал на редкость обстоятельные письма. Он был парень очень простой, писал с ошибками, с наивной добросовестностью приводил бытовые подробности жизни: покупки шкафа, заготовки дров, отношений с братом. Я попросила его прислать слова песни, ее пели в поезде. И он — надо же — прислал. Вдруг он приезжает, а жил он, по-моему, в Караганде, а я уже поступила в институт, но был еще жаркий сентябрь, и вот какая происходит странность: мы начинаем говорить, и все как-то не о том, как-то не так, какая-то неловкость, стеснительность стеной, неприятное какое-то состояние. Как бы не о чем говорить. Я не узнаю себя, не узнаю его. паузы невыносимые. Я жила не в самой Алма-Ате, а в пригороде, и он приезжал каждый день, и все как-то хуже и мучительней, и необъяснимо почему. И он, наконец, произносит, что любит меня, а мне мнится, что это неправда. Что это он так, по какой-то еще не остывшей инерции отношений, которая тянется в призрачный новогодний вагон. Тогда нас свела сила замкнутого пространства. Мистика затерянного в новогодней ночи поезда Поезд шел по местности, а выехал в другое время. Мы думали, оно предназначено для будущей жизни. Оказалось — для воспоминаний. Для памяти. Для прошлого».
На левой руке, отвечающей за платонизм отношений, находим линию Влияния, соответствующую шестнадцатилетнему возрасту.
Обратим внимание (рис. 4 — оранжевый): линия делает вилку, не достигнув линии Судьбы (рис. 4 — синий).
Толкование воспроизводит наглядность: отношения разрываются, не начавшись, и не могут быть возобновлены.
На точке начала линии обнаруживается крестик (зеленый).
Крестик выражает влияние Луны, при этом сам расположен в лунной зоне руки.
Интерпретируется как проявление власти иррациональной, тайной глубины психики.
Разум следует за неосознанным чувством, не анализируя, не оценивая, не отвергая всплеск симпатий, рожденный необычной обстановкой, загадочностью и мистикой, которая сопровождает наши представления о новогодней ночи.
Крестик взят в замкнутую фигуру (красный), потому действие его непродолжительно.
Реальное восприятие вернулось и навело порядок.
Поскольку знак стоит на линии, он относится только к данным отношениям.
Без права передачи
- Подробности
- Категория: Блог группы "Статьи Владимира ФИНОГЕЕВА"
- Просмотров: 3942
Без права передачи.
Через щели в шторах течет каша. Я приподнимаю голову, всматриваюсь: это не каша — это серое вещество рассвета. Опускаю голову. Голова шире подушки. Закрываю глаза. Под веками — нудная путаница. Прибой черных шаров-шлангов выталкивает обломки дня в мутных, дивных картинках. Меж ними сами собой ходят необъяснимые формы. Плавают мусором проблемы. Сознание расползлось муравьями. Я сшиваю края неизвестно чего. Не могу заснуть, нет сил встать. Я поднимаюсь, спускаю ноги на пол. Сижу на кровати, в глазах — горячие круги. Как прожить день? Это длится неделю. У меня ничего не болит. Я теряю силы, не сплю, еда не идет горло. Что со мной? Почему? Месяц готовлюсь к исповеди и причастию. Ежедневно подолгу читаю молитвы. Когда читаю, не чую тела, мне хорошо. Перестаю, возвращаюсь к нуждам дня — наваливается тяжесть на плечи. Мне плохо. «Боже, милостив буди мне грешной». Встаю на колени, произношу утренние молитвы. Выпиваю чашку чаю, одеваюсь, выхожу на улицу. Был май, за середину, восемнадцатое. Многослойные облака скрыли небо.
Съемки были непродолжительны, возвращаюсь домой, еще светло. Иду по улице. Вдруг резкая боль в правом бедре. Жаркая волна бежит по всему телу. Голова плывет. Боль не дает дышать. Что это? Откуда? Как? Смотрю на ногу, ничего не замечаю. Оглядываюсь — вокруг никого. Напрягаю волю, все силы, делаю шаг, другой, иду. «Господи, помилуй». Только бы работал лифт. Лифт работал. Вошла в прихожую, упала в изнеможении на банкетку. «Сейчас умру». «Кто там?»— доносится голос. «Мама, это я. Я сейчас». Мама болела, лежала, я ухаживала за ней. Стягиваю джинсы, осматриваю место. Маленькая кровавая ранка. Мне страшно. Это страх необъяснимости, непонимания. Откуда эта ранка? Мистика холодит сердце. Смазываю йодом. Иду к маме. Кормлю, помогаю подняться. «У тебя все нормально?» — спрашивает она. «Нормально, — отвечаю я. Тикает ранка в бедре. — Нормально, мама, все хорошо». — «Честно?» — «Да». После всех дел иду к себе. Черное вещество ночи струится в комнату. Тихо болит нога. Нудная, постоянная, тупая боль выматывает душу. Открываю молитвослов, негромко нараспев читаю, ухожу, убегаю от боли в ноге и от боли более глубокой, неосознаваемой, невидимой. «Владычице Богородице, воздвигни нас из глубины греховныя, и избави нас от глада, губительства... от тлетворных ветр, смертоносныя язвы и от всякого зла». Ложусь, сон смежает глаза. Сплю, кажется, пять минут. Просыпаюсь от боли в ноге. Молоточком стучит боль. Утро далеко-далеко, как вершина Эльбруса.
Одиннадцать дней боли. Я терплю, молюсь, прошу исцеления, хожу на работу, ухаживаю за мамой. Приближается исповедь, намеченная на 31 мая. Как выстоять службу, не представляю, нет сил. Тридцатого мая осматриваю больное место, слегка надавливаю. Вдруг — ужас— из-под кожи появляется черный столбик: что это? Мысли рванулись драконами — в ноге другое существо, загадочная, неизвестная сущность?! Искрами рассыпались страшные картинки конца, корчи, мук, развернулась черная бездна. Все выстрелом пронеслось. Надавливаю сильней — столбик растет, вылезает наружу. Дрожащими пальцами хватаю его. Тяну. Легко, как из масла выходит безобразная, ржаво-черная иголка. Вздох облегчения. Это иголка, всего лишь игла. Я всматриваюсь, она без ушка. Новая тревога, страх: неужели ушко осталось? Застряло в теле? Ощупываю, давлю, ничего не улавливаю. Надо идти в больницу. Кладу иглу в маленький пластиковый пакет с замком. Иду в травм-пункт, молю Бога, чтобы приняли, чтобы не было народа, чтобы работал рентген. Прихожу, коридоры пустынны, никого. Тут же принимает врач. Рассказываю врачу, показываю иглу. Он внимательно изучает предмет. Меня отправляет на рентген. Делают снимок. Инородного тела в ноге нет. Врач поджимает губы, качает головой: «Впервые в моей практике такой случай. Поставьте Богу свечку, что вы живы». Вновь земля уходит из-под ног. «Почему?» — «Могло быть заражение крови, через три дня вас не было бы в живых». Я вышла, терзаемая противоречивыми чувствами. Плавно на меня снизошло обновление. Я поняла, не сознанием, чем-то более широким, основательным, благодарность наполнила душу. «Господи, излечилась по слову Твоему!»
Утром тридцать первого пошла в храм. Взяла с собой иглу — показать духовному отцу и подругам. Иглу положила в пакетик, плотно закрыла замок, заклеила скотчем. Прошла исповедь, службу отстояла на одном дыхании. Причастилась. Ощутила прилив сил. Чувствую радость, умиление. Необыкновенное единение со всеми, кто находится в храме. Никакой боли в ноге. Нет и следа. Ощущение, что все это привиделось в страшном сне. После службы рассказываю о случившемся: «Сейчас покажу иглу». Лезу в сумочку, вынимаю пакетик. Пакетик закрыт, так же заклеен скотчем, только внутри ничего нет.
Я умолкаю, в голове нет мыслей, в голове прозрачная пауза. Исследую пакетик, дырки нет, лезу в сумочку, если игла вышла, то в кармашек сумки. Ничего. Немота склеивает губы. Как это понять? Куда она делась? Как игла вошла в тело, если рядом никого не было, как и куда она исчезла? Что же это было? Может, это было чудо для меня одной? Испытание духа. Опыт веры. Личный, только для меня».
Повреждение правой ноги, по Д. Стояновскому, выводится пересекающей линией в основание безымянного пальца правой руки (рис. 4, зеленый).
В отношении чудотворного исцеления у нас есть некоторые затруднения.
Тема изучена недостаточно, у нас нет статистически подтверждаемых стигм.
Правда, в индийской традиции есть рисунок, выражающий помощь высших сил и их покровительство, он принимает на руке вид призмы.
Такой рисунок мы можем наблюдать в окончании восьмого поля (рис. 4, красный).