За звездой
- Подробности
- Категория: Блог группы "Статьи Владимира ФИНОГЕЕВА"
- Просмотров: 3984
За звездой.
«Дядя был высокий, мускулистый, громадный, один зуб был у него из чистого золота, не посредине, а сбоку. Когда он улыбался, это придавало ему жутковатый вид. А когда не улыбался - попросту зверский. Кожа лица у него была коричневая, дубленая. А глаза большие и черные. Он приезжал раз в полгода, ненадолго, дня на два - на три, гостевал в маленькой комнате, узкой и длинной, которая была превращена в нечто вроде кладовки с тех пор, как умерла бабушка. Там стоял массивный топчан, на котором и располагался дядя. Сам он проживал в Кировской области, в селении на берегу Волги, был кем-то вроде старосты. Но дядя вовсе не был деревенским, а жил в деревушке по какой-то идее. А родился он в Ленинграде. Он когда-то служил на флоте и дослужился до высокого чина, но потом случилась какая-то история, и дядю уволили, и он уехал в эту деревню. Что случилось, отец не говорил, только говорил, что это не мое дело, я не решался спорить. На плече у него была наколка в виде якоря, которую обвивала какая-то лента. Работал ли он еще где-то или был старостой деревни, мне было неведомо. Мы и сами летом ездили в ту деревню, и дядя возил нас с отцом на рыбалку. Мне было восемь лет. Было дело, у меня были каникулы, сестра уехала в лагерь. Родители ушли на работу. Дядя совершал обряд умывания. Он в синей маечке и черных трусах, шествовал в ванную. Я крался за ним и смотрел, как он умывается. Он делал это шумно. Он плескал себе в лицо воду широкими ладонями, с силой выдувал воду носом и шлепал губами, в перерывах напевал: «Крутится вертится шар голубой». Когда я ощущал, что он заканчивает, я на цыпочках несся к кровати и делал вид, что сплю. Дядя приходил ко мне чисто выбритый, свежий и командовал: «Подъем, сняться с якоря». Это было здорово. Я бодро вскакивал с кровати, вытягивался по стойке «смирно» и отдавал честь. Дядя бросал с напускной суровостью: «К пустой голове руку не прикладывают». И хотя я немного побаивался, но любил дядю. Когда я выходил с ним, все мальчишки во дворе провожали нас восхищенными взглядами – от того, что я рассказал им, как однажды дядя так врезал одному пьянчуге за то, что тот выругался при мне матом, что тот перелетел через заборчик в сквере, а потом уложил двух его дружков, которые полезли заступаться. Мальчишки бросили свои занятия и глазели, а я очень гордился, что знаком с таким героем. «Тебе крупно повезло, сегодня мы идем в музей», - говорил дядя улыбаясь, посверкивая зубом. Музей, в который мы ходили, был один и тот же - Пушкинский. Мы добирались до музея на метро. Дядя шагал довольно быстро, я семенил за ним, едва успевая. Дядя нигде не останавливался, изредка, на ходу задерживал вороной глаз на том или другом полотне. У него была цель, и я знал, куда мы идем.
Дядя ходил только к одной картине в музее. Скоро мы дошли до места. Картина была огромная. На ней были изображены какие-то рельсы, перрон, лошади и люди, немного людей. А пространство заполняли клочья белого дыма, который был так нарисован, что длился за пределы картины. Сначала картина мне нравилась, потому, что она нравилась дяде, но потом я втянулся. Мне стало казаться, что я чую запах дыма и даже, что вхожу в картину, приходит поезд, и я уезжаю в деревню к дяде. В тот день дядя, как обычно, замер у картины. Меня надолго не хватило, я стал крутить головой и обнаружил, что с нами стоит еще кто-то. Сначала я заметил хорошенькую женщину в очках и длинном платье. Потом девочку. Она была моего возраста, у нее были длинные волосы и голубые глаза, и когда она посмотрела на меня этими глазами, со мной что-то произошло.
У меня замерло в груди и стало больно и сладко. Как будто запихнул за щеку сразу два куска колотого сахара. Так я подумал сперва, а потом передумал, нет сахар тут ни при чем, это было ни на что не похоже. Вспомнил, как заболел, и у меня была высокая температура, как все кругом бегали, клали мне на голову холодное полотенце, а потом температура упала, и я заснул, и мне снилось, что я лечу в синем небе, среди облаков, облака были такой красоты, что я задыхался от счастья. И с этой девочкой было так же. Мне стало жарко, и дрожь в коленях, и тут же пропал в небо с сердечным сладким стоном. И такая радость, что вытерпеть нельзя. Девочка еще посмотрела, и бабушка потянула ее за руку, и она пошла и еще раз оглянулась. Она ушла, а я заплакал. Дядя присел ко мне, вид у него был озадаченный: «Эк тебя разобрало. Да, брат, искусство - это сила. Ну, будет, будет. Мужчины не плачут». Он увел меня домой. Потом он уехал, а я заболел музеем с картиной. Я стал приставать к родителям, чтобы они отвели меня в музей. В ближайшее воскресенье я уговорил маму, она согласилась, мы поехали. Я бежал впереди, тянул мать за руку, наконец, мы были возле картины. «Вот, - сказал я, - дядя любит эту картину». «Дым окружной железной дороги», - прочитала мать. Я на картину не глядел, вертел головой во всех направлениях. Девочки небыло. Я оставил маму, а сам шмыгнул по соседним залам, но совершенно напрасно. Мать собиралась уходить. Я умолял ее остаться: «А какой настоящий дым, а как сверкают бока лошадей». «Да ты сам то не смотришь, - смеялась мать, - что с тобой?» И мы ушли. Я выучил дорогу в музей и стал ездить самостоятельно, тайно, не рассказывая об этом никому, даже лучшим друзьям. Я ездил к картине несколько лет, но так и не встретил девочку с небесными глазами. Когда мне было лет двадцать, я пристал к отцу, чтобы он рассказал мне, почему дядю уволили со службы. Дядя к тому времени умер. «Это темная история. Дядя был капитаном первого ранга. Служил в Мурманске. Как-то приехал в Москву. Ходил куда-то, а когда пришел, был необычайно оживлен, прямо счастлив, притащил шампанского. Потом уехал, вдруг появляется обратно, и с тех пор зачастил в Москву. Я думаю, у него появилась другая женщина». – «Почему?» - «Он бросил семью, точнее жену, детей у них не было. Разумеется, бывая в Москве, у нас не останавливался. Пропадал где-то днями. За неявку на службу его уволили. Мы к нему с расспросами, мол, как же работа. А он говорит: «Есть вещи поважнее», - и больше не слова. «А ты видел эту женщину?» - спросил я. «Никогда». – «А мама?» - «Нет. Никто ее не видел. Вот и все, что мне известно», - закончил отец. И тут я все понял, мне захотелось сказать, что я знаю, что случилось с дядей, он, как и я влюбился возле картины и как я, так и не встретил больше свою любовь, хотя и пронес ее через всю жизнь. Но я не стал рассказывать. Я и сейчас бываю в музее, стою возле картины. Иногда беру с собой внука. Нам с дядей не повезло, вдруг ему удастся дождаться голубоглазую девочку».
На левой руке линия Влияния в первом поле начинается в точке, соответствующей возрасту восемь - десять лет, затем заворачивает к основанию большого пальца, что предвещает невозможность отношений, а в нашем примере - и хотя бы знакомства (Рис. 4 линия Влияния - оранжевый, линия Жизни - зеленый).
Начало линии Влияния соединяется с нисходящей линией поля 12 со звездным образованием в окончании (Рис. 4 красный).
Хотя эта линия многозначна, весь смысл ее в погружении, в одном событии, воспоминание о котором сохранилось на всю жизнь.