Абсурд с прицелом.

Хироманты

Зачем меня туда понесло? Зачем меня понесло в эту комнату? Самую дальнюю, в тупике большого подвального помещения? Привычка все проверять? До всего доходить лично? Будь она неладна. Шел ремонт. Это была единственная комната, где было окно. Маленькое и узкое, как амбразура. И надо было решить, ставить решетку или нет. Я пошел посмотреть. А ведь мог бы поручить. Зачем мне все это было нужно? Идти куда-то, смотреть, да и офис этот. Зачем было переезжать? Зачем? Когда я приготовился умирать? Бред. Нелепость. Абсурд.Абсурд начался раньше, примерно за год.Конец августа. Суббота. Отличный день. Поехали к Коське на дачу. Слегка размяться и отдохнуть. У него банька, русская, бревенчатая, в общем — класс. Приняли баньку. Девушки уехали. Мы за стол, как положено. Закусить и пофилософствовать о том о сем. Все было самое простое: вареный картофель с укропчиком, грибочки, селедочка, черный хлеб. Ну и «Пшеничная» из морозилки в подернутой инеем бутылке. Закусывали часов пять или шесть. Во мне было тогда сто десять кг. И организм принимал все. Покушать я понимал, чего греха таить. В общем, посидели хорошо. Вернулся домой, рухнул в постель. Утром просыпаюсь: душ, бритье, иду на кухню. Завтракать. Завтракал я солидно. К примеру, яишенку из шести яиц с ветчинкой. Тостов немеряно с кофием. Захожу на кухню: шипит яичница на столе. Сажусь, и вдруг — что за черт? Оторопел. Потому как есть не хочу. Не хочу и все! В жизни не бывало, чтобы не было аппетита. Заставил себя — ковырнул кусок, отправил в рот, проглотил. Он колом встал в животе. Думаю, что за новости? И подташнивать принялось. Неужели перепил вче-ра? Да нет — обычная доза. Может, грибы? Звоню Косьяну. «Ты как?» — спрашиваю. «В порядке, — отвечает, — никаких проблем». — «А мне чего-то нехорошо. Может, грибы не того?» — «Да ты че? Грибы первоклассные. Я сам вчера полкила умял, и ничего. Беленькой, наверное, ты перебрал чутка». «Вряд ли, — говорю, — обычная мера. Ну ладно, раз у тебя все нормальком, то и у меня пройдет». «Пройдет, — гаркнул Косьяныч, — ерунда все».Пошел на работу. В животе вроде успокоилось. Втянулся в процесс, забыл обо всем. Подходит время обеда. Раньше зверский аппетит наблюдался. Сейчас — полный ноль. Думаю, ни фига себе. Что это? Но ритуал не стал нарушать. Пошли в ресторанчик на ланч. Взял борщок. На второе — кусок жареного мяса. Ложку пропихнул, вторую, а после третьей нехорошо у меня в кишках сделалось. Боль, резь — ну невозможно. Отодвинул тарелку. Сижу. Меня спрашивают: «Ты чего?» — «Да вот чего-то не пошел борщок». Они глаза вытаращили. Еще бы! Прежде за мной никто угнаться не мог. В момент все проглатывал. Тут меня ужас сковал. По спине — пот холодный. Натурально. Все — приехали. Батя-то у меня от рака пищевода умер. Вот так.И пошло. Есть ничего не могу. К врачу идти — боюсь. Но пошел-таки. Приперло. Проверили, ничего такого не нашли. Не хватает какого-то фермента. Дали лекарства. Пью — не помогает. Думаю — врут все. Скрывают. На самом деле — рак у меня. Все, кранты. Перешел на овсянку, да и то — пару ложек, больше не принимает душа. В общем, финиш.Через год от меня килограмм сорок осталось, не больше. И ощущение — последние дни доживаю. И принесло, значит, меня в эту комнатушку. Со мной прораб, юркий жилистый мужичонка. Подошли кокну, разглядываем. Я говорю: «Зачем тут решетку? Новорожденный и тот не пролезет». А прораб говорит: «Нет, это обман зрения. Оно больше, чем кажется». Стоим, спорим. Тут паленым запахло. А он стоит курит. Я на него смотрю: «Ты че, прожег себе что?» Он себя оглядел: «Да нет, ничего». Я глянул на дверь — она здоровая, плотная, металлическая, — а из-под нее тонкая струйка дыма. Я к ней — распахнул. И дым рекой в комнату. Грязный, едкий. Горло как клещами перехватило. Горим! Пожар! Дверь захлопнули, а дым изо всех щелей валит. Прораб кричит: «Давай в окно». Я ору: «Очумел, не пролезем». Он тоже: «Скидывай пиджак, лезь! Руки вперед!» Руки проскользнули, за ними голова. Он сзади меня вытолкнул. Я очутился в яме. Потом его за руки вытянул. И так это быстро случилось, что сижу на земле и не понимаю, где я? Пальцы в крови, и плечи саднит, а так — цел. Да. Тут я понял, что не умру вовсе. Что-то упало с души. И чувствую: жрать хочу неимоверно. И опять начал есть, как раньше, и живот все принимает. Располнел, но не так, как прежде, старые костюмы все равноостались велики. Ограничивать себя стал, потому как какая-то мысль точит, понять ее не могу, но дивлюсь сильно».

Глубокая, четкая линия судьбы «ремонтирует», прикрывает собой порвавшуюся линию жизни (рис. 3—4, линия жизни — красный, судьбы — синий). Интерпретация представляет собой реплику с рисунка, она почти визуальна: жизнь порвется, но судьба прикроет — спасет, вызволит, избавит от опасности. Обратите внимание: главная вертикаль (линия судьбы) предельно глубока и сильна. Один из аспектов такого свойства линии — предопределенность хода событий. Человек, не подозревая ни о чем, увлекается, поглощается фатумом. Этот простой рисунок отражает загадочный, необыкновенно сложный для понимания конфликт между некими системами — одна влечет человека к гибели, другая — к спасению. А сознание выступает в роли наблюдателя за противоборством неподвластных ему сил. По всей видимости, противоречие должно разрешаться через нравственный уровень.