Железный ангел.

«Двадцать шестого декабря мы собирались на елку в Москву. Я, жена, сын. Перед выездом поссорились с женой, она как-то медленно собиралась, красилась слишком долго, не знаю, было какое-то раздражение. Потом ссора утихла. Мы отправились. Проехали по про­селочной дороге, выехали на трассу, вдруг жена вскрики­вает: «Фотокамеру забыли!» Волна раздражения: «Как же так? Неужели нельзя было все заранее подготовить». Но я развернул машину, проделали путь назад. Жена побе­жала за камерой. Я сидел в машине. Принесла. Поехали. Вернулись на трассу. Едем. Я к тому моменту уже успо­коился. Это было воскресенье. По трассе в Москву идут большие машины. Дорога в две полосы. Это Минка, там две — туда, две — обратно. Но чистые от снега в обе сто­роны по одной полосе. Середина вся в снегу. Я еду, го­ворю жене: «Я попробую, как машина стоит». Я обгонял длинномеров. Они идут по правой полосе, по чистой. Я их обгонял по этой шуге. И я так радуюсь: «Смотри, как хорошо машина стоит». На самом деле хорошо. Машина «Фольксваген-Шаран» — это мини-вэн семиместный. Это первая моя иномарка. Но ее я покупал с приключе­ниями. Человек, который ее должен был мне пригнать, по независящим от меня обстоятельствам все лето прому­рыжил меня. То он не нашел машины, то еще что-нибудь, потом он пропал куда-то с деньгами моими. Машину я хотел получить летом. Дело с этой машиной началось в мае. Он мне ее пригнал в конце августа. Была большая радость. У жены слезы на глаза навернулись. Мы отме­тили покупку, выпили по бокалу шампанского. Машине было три с половиной года. Елка должна была быть в час. Мы выехали в десять, чтобы пораньше прибыть, похо­дить там, посниматься, отдохнуть. Елка проводилась в Колонном зале Дома Союзов, рядом с Госдумой. Ехали на праздник. Было ожидание, был такой пафос. Все было хо­рошо. Вдруг впереди видим: большая авария. Разбросано машин пять по снегу. Эта авария была в низине. Я сбав­ляю скорость. Все притормаживают. Стоят машины ГАИ, люди кучкой. Я поднимаюсь в гору, набираю ско­рость, скорость была около 70 км в час. Вдруг крик жены. Я сначала услышал, как она кричит. Крик, и потом было мое внимание. Вижу, на меня несется машина из встреч­ного ряда, он выехал на мою полосу. Крик жены — внимание сфокусировалось и нашло эту машину, но мое вни­мание было — как-то я не понял, это что, — что это та­кое со мной. У меня было ощущение, что я отдаляюсь от пола, вытягиваюсь и смотрю на это сверху, не сильно сверху, я свою машину не видел сверху. Я как бы при­поднялся, будто у меня машина стала выше, кузов вырос будто вверх, потолок выше стал, вот у меня такое ощуще­ние, я как бы приподнялся, мое сиденье приподнялось. Я выше стал над всем, что здесь происходит. Я смотрю на эту машину сверху, она летит навстречу, наискось. Она мне показалась красной. Я видел, в меня врезалась — по моему сознанию — красная машина. На самом деле, фактически в нас врезалась фиолетовая машина. Затем мне показалось, что в меня врезалась «четверка»-универсал, как у меня была, но реально это была «семерка». Обычная, с багажником, машина. Но я вижу совсем дру­гую машину, а не ту, которая фактически в меня въехала. Мое сознание остается ясным до соприкосновения. Я еще помню, коробчатый, кузовной, металлический удар. И — все исчезло. Я очнулся. Была тишина. Было неестест­венно тихо. Полное отсутствие малейшего шума. Это не ощущение, что уши заткнуты или их заложило, это со­вершенно безмолвное внешнее пространство. Тут про­нзила безумная боль в груди, боль в паху, как будто вот­кнули что-то. И еще одна боль, не физическая боль, а ди­кая жалость, что я разбил машину, которую так долго мы ждали. Я смотрю: стекла рассыпались, поворачиваю го­лову к жене и говорю: «Зая, мы разбились». И как я это сказал, заплакал сын. И с этого момента стали появ­ляться звуки. Я не мог выйти, я был сжат сильно рем­нями. Я жену попросил отстегнуть. У меня живот заост­рился, углом вытянулся вперед, но внутри ничего не пор­валось, как потом выяснилось. Я вижу: слева бугор кожи вылез над ремнем, а справа тело вытекло под ремень, там такой валик образовался, я как бы деформировался. Удар был страшный. Я его бью своим правым боком в стойку, он разрывается пополам, я вижу только капот, передние колеса, а водитель отлетел сам в задней части машины. И там уже был не человек, а то, что от него осталось. В общем, погиб человек. Я улетаю в кювет. Жена была не пристегнута, более того, она перед этим только просну­лась, она дремала, а тут перед этим раз — и проснулась, и начала кричать. Она уперлась руками в кресло, так что кресло пошло боком. Я ломаю ключицу. А она ничего, ноги были в гематомах, но в этих случаях люди не пристегнутые вылетают из машины. Ей — вообще ничего. Много мистических вещей. Она потом открывала дверь, чтобы ко мне проникнуть. Выйти сам я не могу, мне плохо, из меня стон идет, потом дрожь меня стала бить непонятная, я начал дрожать, у меня такой озноб пошел, меня трясет. Она чтобы подойти ко мне, — а дверь, зна­чит, не открывалась, заклинило, — так она вырвала дверь. Мой товарищ, технарь, говорит: вырвать — нереально, а она ее просто вырвала — все. Ну, у сына сотрясение мозга. Потом все прошло, а я с ключицей почти два года про­мучился, были всякие сложности и накладки, то нитку забыли — воспаление началось, то неправильно сделали, в общем, хватил сполна. У меня тут металл и сейчас си­дит, надо делать еще операцию, чтобы извлечь. Снов и предчувствий никаких не было. Мы потом обсуждали это все, ничего такого не было. Каких-то опасностей у нас в мыслях не было. Это настолько было неожиданно. Четыре месяца у меня эта машина пробыла, спасла меня, свою задачу выполнила, а если бы я ездил на «четверке», которая у меня была, то вряд ли бы мы выжили. Ничего не снилось, ничего не насторожило. Было другое. За год начались разговоры, что надо менять «четверку». Я всю жизнь на «Жигулях» ездил и ездил бы еще. Но жена на­чала говорить, что пора нам переходить на иномарку. Она начала это. Мы много ездили с ней на «четверке», и она как-то выдохлась на той машине. И жена давила, давила, капала на мозги, причем упирая на то, что нам нужно бе­зопасную машину. И так потихонечку какая-то аура сгу­щалась вокруг меня, что надо, надо безопасную машину. И вот взял, четыре месяца поездил, и все. Вот единствен­ное, что можно вспомнить».

Нарушения системы самосохранения в данном случае относятся к легкому типу, несмотря на внешнюю серь­езность аварии.

Наиболее опасные — грубые искажения папиллярного узора, которые мы относим к группе А, — отсутствуют.

Имеются нарушения группы В — компен­сированный разрыв линии Жизни (рис. 4, линия Жизни — зеленый) и нарушения группы С — это несколько крес­тообразных фигур, одна из которых маркирует возраст, на котором случилась авария (рис. 4, красный).

Еще одна фигура — крест — называется несостоятельной, так как составлена из других линий: линии Поездки (желтый) и линии Здоровья (оранжевый), что указывает на некото­рые физиологические последствия аварии.

Рейтинг пользователей: / 0
ХудшийЛучший