Железный путь.

«Вагон подъехал к открытой платформе. Двери раскрылись. Я шагнул наружу. Стало тихо, поезд стоял. Я оглянулся — двери еще были открыты. Мысль вывернулась, как чертик из коробки: шагнуть обратно и поехать дальше. Мне было тридцать два года, и прошлое боролось за статус-кво. Но правая рука была согнута в локте и держалась прямо перед грудью. И не шагнуть назад. Я огляделся, в условленном месте никого не было. Может, не придет? Я оглядел себя — на мне был коричневый плащ. Я посмотрел на людей — люди шли в разных направлениях, но никого, одетого точно так же. Поскольку одежда была оговорена, я должен быть узнан. Двери сзади сомкнулись. Вагон дернулся, заскрежетало железо, и буро-зеленый шанс вернуться в прошлое исчез из вида.
Платформа быстро пустела, я был единственным, кто стоял, не покидая места. Может, спрятать руку за спину, чтобы был эффект неожиданности? Пожалуй. Я еще подумал и не сделал так. Поднес левую руку к глазам: «Пять минут сверх срока», — произнес я вслух. Вспомнилась армия. Видимо, из-за слова срок. Служил на острове Кильдин. Как выйдешь из Кольского залива в Баренцево море, он сразу направо. Тяжелейшие условия. Холод такой, что зимой замерзли все колодцы, и воду нам возили из Мурманска на барже. Иногда и лед приходилось плавить: посыплешь марганцовкой, но дело это очень вонючее. Я написал письмо сестре, чтобы выслала учебники, решил не терять зря времени. Она выслала, но заниматься было негде. Сижу как-то в уголке в Ленинской комнате, кругом галдеж неописуемый. Появляется лейтенант Тленшин, казах, врач. Подходит ко мне: «Ты чего тут?» Я говорю: «Да вот в институт готовлюсь». Он говорит: «Пойдем со мной». Я накинул бушлат, прошли через улицу, у него — комната. «Вот. Занимайся у меня. Только печку топи да угли возле печки подметай». И ушел. Дал ключ от комнаты — с первой минуты стопроцентное доверие. Это нечто. Вот такой был человек, дай Бог ему здоровья. Вот я у него и занимался, вникал в науки и сумел подготовиться. Я отогнал воспоминания, посмотрел на часы — прошла минута. Всего?! Прошелся туда и обратно. Правая рука затекла, я опустил ее и легонько потряс, осторожно. Ну, ладно, все хорошо. Нечего нервничать. Выплыла другая картина. Мне семнадцать лет, я заканчиваю техникум по ракетным двигателям, и меня посылают на практику в один НИИ, где их проектировали. Я был потрясен. Какие там были люди! Умные, образованные, блестящие. Это был другой мир. Я сказал себе: почему я не могу быть таким!
Я повернул циферблат к себе — прошло еще две минуты. Может, я проехал нужную станцию? Но нет — над билетной будкой висело: Перловка. Все правильно. Здесь.
После армии решил идти в МАИ. Но мой приятель, татарин Мансур, говорит: «А пошли в УДээН». Я спрашиваю: «А что это такое?» «Ну как же, Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Патриса Лумумбу знаешь? Борца за права конголезского народа?» Я говорю: «Кто ж не знает Лумумбу?» «Ну вот, а это университет». Мы пошли подавать документы. В итоге я поступил, а Мансур нет. Опять гляжу на часы — еще минута проползла. Провел взглядом по платформе, кое-где в отдалении кучки людей, а так чисто. Поднимаю глаза, вижу ступеньки — переход через пути от платформы в город, такой мост. По ступенькам спускается девушка. На ней коричневый плащ, почти такого же цвета, как и у меня. Она! Девушка продолжает идти вниз и смотрит на меня. Ножки — ничего. Наверное, надо что-то предпринять. Я двинулся вперед, держа правую руку перед собой. Она тоже шла навстречу мне и улыбалась. Что ей сказать! Промелькнуло беспокойство. На миг почудилось — я лишился голоса. Что сказать! Она остановилась передо мной: «Здравствуйте». А ну да, да, конечно. «Здравствуйте», — ответил я, и голос, в общем, был мой, во всяком случае, я его узнавал. Что дальше! Я протянул правую руку вперед и сказал: «Это — вам». В руке был букет роз. Она взяла букет, поднесла к лицу, вдохнула, сказала: «Спасибо». Потом посмотрела на часы: «У нас еще пять минут». «Будем придерживаться плана?» — спросил я. «Да, как договорились, едем в Абрамцево. Хорошая погода», — сказала она. Я огляделся. Действительно, солнце расположилось в одиночестве на хорошем голубом фоне. «Денек славный, — сказал я, — хотя и четвертое октября». «А что четвертого октября?» — спросила она. «Да нет, ничего, четвертое ничего не значит, просто это октябрь — вот почему». Она кивнула. «Меня зовут Инна», — сказала она. «А меня Василий», — сказал я. Все правильно.
Моя сестра Нина работала на санэпидемстанции, там у нее была подруга Нелли. Однажды они разговорились, и моя сестра сказала: «Вот у меня есть брат, он был за границей. Работал год в Танзании. Ему тридцать два года. Хороший парень, не пьет, не курит». Нелли отвечает: «У меня есть подруга, она двоюродная сестра одной девушки, которую зовут Инна. Ей двадцать восемь, хорошая девушка из хорошей семьи. Возьми телефон, и пусть Василий ей позвонит. У них, кстати, машина есть». «У него тоже есть машина», — сказала сестра. Она дала телефон мне. Я позвонил — и вот мы на платформе. Наконец подошла электричка, мы сели и отправились в Абрамцево. Когда подошли к усадьбе, на воротах висел огромный замок. «Вот тебе и раз», — сказала Инна. «Не повезло», — сказал я. Мы обошли вокруг, нашли дырку в заборе, пробрались внутрь, сели на лавочку под деревом и проболтали до темноты. Не евши, не пивши, и уж не говоря про туалет. В семь или восемь встали, пошли на станцию. В девять были в Перловке. «Ну что, пойдем ко мне», — сказала Инна. «Пойдем», — сказал я. Дома были отец, мать, сестра с мужем и их сын. Я пошел мыть руки. Женщины собирали на стол. Отец, Константин Васильевич, крепко пожал руку. Он был энергичный, умный и веселый. Он мне сразу понравился. Маму звали Надежда Васильевна, приятная, скромная женщина. Мы поужинали, непринужденная атмосфера располагала, я чувствовал себя все более свободно. Полдвенадцатого поднялся — пора. Мне объяснили, как пройти на станцию. После этого мы виделись еще несколько раз, а через два месяца поженились и пребываем в этом состоянии уже двадцать четыре года».

На правой руке внутренняя линия влияния начинается в пункте 32—33 года (рис. 4, оранжевый, л. жизни — зеленый).
Через некоторое время линия влияния поворачивает к линии жизни под почти прямым углом (рис. 4, желтый).
Это признак кризиса в отношениях.
 Меж тем кризисная линия не выходит за пределы линии жизни, а образует крепкую линию влияния нужной длины и в нужном месте для стабильных длительных отношений (рис. 4, синий).

Рейтинг пользователей: / 0
ХудшийЛучший