|
Загадочный Анатолий 26.07.2004
Звонок в дверь. Открываю. Соседка. Рукой за живот держится: «Лен, дай анальгину, голова раскапывается». — «Боюсь, нет у меня». — «У тебя чего — голом никогда не болит?» — «Редко. А если болит, я таблетки не пью». — «А чего делаешь?» — «Бабушка мне одно средство передала». — «Что за средство?» — «Хрен». — «Хрен?»
— «Хрен». — «Ой, это я не смогу». — «То есть?» — «Арбуза наелась». — «При чем здесь арбуз?» — «Племянник пришел, притащил арбуз. Узнал про головную боль, говорит, тебе повезло, я как раз лекарство принес. И вытаскивает арбуз. Я говорю, ты сдурел? Он говорит, ты чё, лучшее средство. Тут же вскрыл. Арбуз красный, спелый, с сахарным налетом. Ешь, говорит, как можно больше. Ну. я, дура, и налопалась». — «Помогло?» — «Гае там! Живот разболелся». — «И я думаю, чего вы за живот держитесь, а на голову жалуетесь». — «Держу, поддерживаю, чтоб не разорвало. Потому хрен в меня точно не влезет». — «Да нет. его есть не надо». — «А чего?» — «Сейчас покажу». Я полезла под окно, где хранился хрен. Холшовый мешочек содержал только корень петрушки. «Вот тебе и на», — произнесла я. «Чего случилось?» — простонала соседка. «Да хрен весь вышел». — «Пойдем ко мне, у меня этот добра навалом». Пошли к тете Любе. Заходим. За столом сидит молодой человек. Крепкий, лысоватый. На столе, на блюде
— алый арбузный ломоть. Вокруг — горы арбузных корок. Молодой человек встал, смутился, отер щеки, румяные от сока. Люба познакомила: «Анатолий, Надежда». Потом притащила корявый бело-коричневый корень: «Ну?» «Терка у вас есть?» — спросила я. «Есть, как не быть». Я натерла хрен. Окинула Любу взглядом: «Какая часть головы больше болит, правая или левая?» Люба умолкла, завела глаза вверх: «Не разберу. Правая, левая, не пойму. Да нет, всю голову как тисками сдавило». — «Тогда вот как. Давайте руки». Люба протянула ладони. Я положила на каждую по горке белой каши. «Теперь сожмите и держите крепко. Сядьте. Положите руки на колени и держите хрен». Люба села. Протекла минута, две. «Ой, жечь начинает». — «Именно». — «Долго держать?» — «Пока голова не пройдет». — «А если не пройдет, что ж мне так с хреном и сидеть?» — «Ну, надо посидеть». Анатолий кашлянул: «Вы учитесь или работаете?» «Учусь, а вы?» — «И я учусь. А где вы учитесь?» — «В институте». — «И я в институте», Подала голос Люба: «Не могу, жжет невыносимо».
— «Потерпите». — «Кошмар какой: голова болит, живот ноет, теперь еще и руки огнем горят. Вы меня уморите совсем, врачеватели». — «Надо потерпеть». — «Да, как-нибудь, тетя Люб, должно помочь». — «Да ты-то откуда знаешь?» «Я верю в Надежду», — заулыбался Анатолий. «Ну, хватит с меня, нет сил терпеть». Люба вскочила, бросилась к ведру; высыпала хрен, сунула руки под воду. «Пойду за анальгином, ну вас». Она пошла было к двери, потом вдруг рассмеялась: «Вот язви его! А ведь полегчало. Отпустило, слава тебе, господи. Чудеса, ей-богу!» Она села, лицо ее расправилось, глаза засветились. «Ну надо же, хрен, а помог, окаянный». «Ну, вот и хорошо, — сказала я, вставая, — я пойду». «Можно я вас провожу», — произнес Анатолий. «Не получится». «Почему?» — спросил он. «Я напротив живу, куда провожать?» — «А я вас через парк». Я рассмеялась. «А что, идите, молодежь. — сказала Люба.
— Денек-то вон какой светлый, теплый. Распрекрасный денек». Мы с Анатолием спустились по лестнице и вышли излома. Молчание разрасталось до опасной черты. Наконец, он произнес: «А вот спросите, откуда у меня этот арбуз». — «Купили?» — «Нет». — «Что, украли?» — «Ну, нет! Заработал». — «Как это?» — «Нашу группу на разгрузку арбузов бросили. Отправили на грузовой вокзал, там мы встали в цепочку и выбрасывали их из вагонов. За работу заплатили арбузами, сказали, берите сколько унесете.
Нас трое приятелей было. Сашка взял три арбуза. Юрка — два, а я — один». Он посмотрел на меня торжествующе. Я не понимала. «А от вокзала идти далеко. Там транспорта никакого. Понимаете?» Я все еще не понимала. «Идем мы. Арбузы килограммов по восемь-девять. У меня от одного руки онемели. Вдруг — бах! У Сашки падает арбуз и разрывается как бомба. Рядом с Юркой. Юрка подпрыгивает, у него из рук валится его арбуз — и бах! В торой взрыв. Сашка обрадо1Шся и заржал. От смеха у него вырывается второй арбуз — и бабах, все брюки — в арбузе. У всех осталось по одному арбузу. А ведь я их предупреждал: не жадничайте, не берите лишнего. Я такой. Я все заранее предвижу. Это у меня с детства». — «Вот как?» — «Да. вот так». «Скажите, — помолчав, начала я, — а кто вам сказал, что арбуз от головной боли помогает?» «Приятель. Он как перепьет, и, если под рукой арбуз, так он арбузом и лечится. Говорит, как рукой боль снимает». И расхохотался.
Мы стали встречаться. Через два года я пожаловалась подруге: «Анатолий мне нравится, я бы пошла за него, он говорит, и я ему нравлюсь, а замуж не зовет. Да что там, сколько ходим, а ни разу не поцеловались». «Процесс надо подтолкнуть», — сказала подруга со знанием дела. — «Это как?» — «Создать надлежащие обстоятельства». — «То есть?» — «У меня есть дружок, у него связи в одном пансионате. Он устроит два отдельных домика. Рванем туда на выходные. А ночью вдвоем, знаешь, как бывает? Он тебе за это и руку, и сердце, и чего хочешь, поняла?» — «Не совсем». — «Как он полезет, ты не сопротивляйся, но в самый момент поставь условие, мол, только через замужество. Уверяю тебя, предложение не заставит ждать». Так и сделали. В пансионате отдельных домиков не нашлось, но две комнаты достались. Одна — подруге с приятелем, другая — нам. Вечером укладываемся. Посреди комнаты кровати железные друг к дружке придвинуты. Разделись, каждый в свою кровать нырнул. Я лежу, дыхание стеснилось, трепещу. Минута, пять, десять, ничего не происходит. А за стенкой что творится — не передать. Вдруг слышу мерное по-сапывание Анатолия. Как мне обидно сделалось! Я потрясла его за плечо. «А? Что? — пробудился он, спросил: — Ты чего?» Я говорю: «Мне холодно». Он приподнялся на локте, посмотрел на меня и сказал назидательно: «Ну, Лен, сама посуди, где я сейчас тебе посреди ночи одеяло найду. Ты, главное, засни и согреешься, как я». С этими словами он повернулся и тут же стал похрапывать. В общем, действительно подтолкнули процесс — в другую сторону. С тех пор не встречались».
Мы могли бы произвольно приписать партнеру нашей героини некоторую импотентность в качестве объяснения нетипичного поведении, однако рука не склонна поддержать нашу версию. Найдя подходящую линию влияния в этом периоде жизни (20—22 года) (рис. 4, желтый), отметим: она не соединена с л. судьбы (рис. 4. синий), это индикатор, что собственная программа не дает возможности знакомству перейти в интимную фазу. Во-вторых, на линии влияния обнаружим склоненную восьмерку (рис. 6, зеленый). Это совмещенный знак Солнца и Венеры. При таком символе партнер тщательно планирует свои действия, шагу не ступит без плана. В ту ночь, он, видимо, не включил в схему действий переход к близости и строго придерживался намеченного.
Владимир ФИНОГЕЕВ
|
