Глоток поезда
- Подробности
- Категория: Блог группы "Статьи Владимира ФИНОГЕЕВА"
- Просмотров: 3816
Глоток поезда.
7 Дней
«Видишь небо?» — «Да». — «Просто смотри на небо». — «Зачем?» — «Не спрашивай, просто смотри». — «Смотрю». — «Видишь, оно голубое, чистое. Нет ни облачка. Смотри в самую глубину». — «Что я должен увидеть?» — «Не говори ничего. Закрой глаза». — «Закрыл». — «Видишь небо?» — «Да! Я действительно продолжал видеть небо, так же ясно, как будто я не закрывал глаз. Я знал об этом эффекте — картинка длится, когда веки захлопнутся. Но в глазах было столько неба — я не мог поверить». — «Теперь открой глаза и смотри так, будто глаза у тебя закрыты». — «Не понимаю». — «Понять этого нельзя. Просто делай». — «Но как?» — «Не задавай вопросов. Ты пытаешься понять, этого не надо. Просто делай». — «Но скажи, как я могу это сделать?» — «Я не знаю как. Если объяснять, ничего не выйдет. Пытайся сам». Я закрыл глаза, небо осталось. Открыл — оно опять было на месте. Я не мог долго смотреть, от света слезились глаза. Я закрывал их, небо продолжалось, дрожало во влаге слезы. Я отгонял мысль, которая твердила: нельзя видеть небо с закрытыми глазами. Отгонял как муху, и как муха она была назойлива. «Когда закроешь глаза, попробуй услышать то, что видишь». Я хотел было спросить, как это слышать, что видишь, как вдруг стало ясно, что видеть и слышать небо — это одно и то же. Само пришло. Понял, не умом, чем-то до или после ума, не знаю. Я стал вслушиваться. Звуки лились отовсюду. Шелест, шуршание листьев, колыхание травы, тонкие писки, отдаленное пение птиц, звоны насекомых. Не хватало главного звука, без которого я тосковал — ее голоса. Она молчала. Я не мог этого вынести. Я хотел ее голоса — слышать его, ловить миг, как он нежно втекает в уши. Как в груди начинает что-то сладко и быстро раскачиваться, а сердце меняет ход. Она молчала так долго, мне показалось, она исчезла. Я повернул голову: она была рядом. Линия лба, прямой нос, четкий абрис губ. Как она прекрасна! Еще бы голос. Я спросил: «Что я увижу, слушая небо?» Она не отвечала. Я будто знал и не знал, что она ответит. Я стал ждать. Мы лежали на траве и парили над небом. Вдруг какая-то далекая-далекая жизнь въехала в память. Будто прошло несколько лет. А ведь всего три дня. Три дня назад я сидел на работе в большом городе. Мерцал экран компьютера. За окном — черепахи облаков. Было лето. Сейчас, лежа на траве, я видел себя за столом в белой рубашке с приспущенным галстуком. Тогда я не понимал, что со мной. Было странное ощущение, ускользавшее от осознания. Я в самом себе ходил как в кабинете, будто ища чего, заглядывая в углы самого себя, и не находил что искал. Теперь под голубым небом, спустя всего три дня, я знал, как это происходит. Скрипнет дверь, дунет воздух, донесется обрывок фразы. Ниточка тонкого запаха протянется из неведомого пространства. Мелькнет в голове цветная картинка — ты ничего не замечаешь, потому что у тебя еще старые глаза, прежний слух и обоняние из прошлого. Но уже заворачивается вихрь, гудит его сила, реет его свежесть. Ты видишь его глазами, которые ты еще не догнал, слышишь слухом, ушей для которого еще нет. Помню, вошла секретарша, бросила: «К шефу!» Лицо хмурое. Я подумал: наверное, ей это все надоело. Только сейчас, под этим голубым небом я вспомнил, что именно я сказал: наверное, ей это тоже все надоело. Слово тоже я выудил и мрака забвения, оно было там, тогда я не заметил. Шеф послал разбираться с крупным клиентом, который решил отказаться от наших услуг. «Ты у нас переговорщик, уговори его». Я выехал. В этом городе я бывал много раз. Остановился где обычно. Отправился на фирму. Директор фирмы довольно легко согласился на новые льготы. Дело было сделано. Была пятница. В гостинице я арендовал машину и выехал в северо-восточном направлении от города. Я давно хотел съездить в это место, всегда было некогда. Ехать пятьдесят километров. Через час я въехал в городок. Машину оставил на главной площади, пошел, куда ноги несли, не разбирая дороги, отдаваясь неизвестности. Было бархатно тепло. Впереди я увидел девушку, одетую в скромное платье, тоненькую, она тащила большую сумку. Я нагнал: «Разрешите помочь». Она повернулась. На вид лет тридцать. Ничего особенного. Она глянула в глаза мне. «Спасибо», — произнесла она без акцента, который я слышал у местных, протянула сумку. Я взял. Вдруг лента картинок пронеслась в голове: я родился, вырос, отучился в школе, в вузе, работал, переделал миллион дел, посетил тысячи мест, женился, развелся — все для того, чтобы оказаться на этой улице и взять в руки эту сумку. Женщина прошла вперед, я остолбенел. Голос, какой голос! Я задержал выдох, пытаясь удержать в ушах его мелодию. Она повернулась, я молил, чтобы она заговорила. «Не тяжело? — спросила она. — Тут недалеко». — «Нет-нет», — закивал я. Мы подошли к маленькой церкви. Она поклонилась перед входом, перекрестилась, я повторил, хотя был всегда далек от этого. Мы вошли. Женщина передала сумку служительнице. «Это одежда», — сказала она. Та поклонилась: «Спаси тебя, Господи». Шли приготовления к службе. Женщина осталась. Я не мог уйти.
Мы отстояли службу. Людей было немного. Вышли вместе. Я шел рядом с ней. Ощущал бесконечный покой. Я заметил, как только она отдалялась, покой утрачивался. Я догонял ее и обретал счастье. Ум отказывался в это верить и удалился со сцены. Мы подошли к ее дому. «Хотите чаю?» — сказала она. «Да», — сказал я. Дом, невзрачный с виду, внутри был просторен и комфортен. Она провела меня в дальнюю светлую комнату. На кровати лежала старушка. «Это мама, — сказала она. — Она не ходит, почти не говорит». — «Понимаю», — сказал я. Мы сели за стол. Дымился чай в чашках. Я спросил, зная, что говорю не то: «Интересно. Вы впустили меня, не спросив, кто я, что?» — «Я знаю, кто вы». Я напрягся. Она продолжила: «Вы посланы сюда». — «Не понимаю, кем, зачем», — произнес я, осознавая невероятную абсурдность разговора. «Чтобы остановиться». — «Остановится?» — «Да, как остановилась я. Вернее, мать меня остановила. Я была успешна в Москве. У мамы случился инсульт. Я приехала к ней, думала, на время, организую тут все и назад. Но вдруг поняла, что не жила до того дня. А бежала, бежала. Вперед, вверх. Выше, лучше. Больше. А жизнь — это совсем другое. Посмотрите на этот стол. Потрогайте его дерево. Вот — парок от чайника. Примите счастье видеть, ощущать, быть рядом с простыми вещами. Почувствуйте, как медленно идет время. Ощутите блаженство длящейся секунды. Время — это Дыхание Бога, Его Мысль, Его Тело». Я был потрясен. Мы говорили всю ночь. Под утро мы были на ты. «Знаешь, у меня чувство, будто меня сбил поезд — и я пришел в себя». — «Ты остановился», — сказала она. Днем мы пошли в поле, легли на траву и говорили, говорили. Мне было тридцать четыре года. Я вернулся назад. Уволился с работы — не сразу: надо было доделать один проект. В тридцать пять ушел, круто повернул жизнь. С женщиной, которую звали Вера, мы остались друзьями».
На левой руке глубокая линия влияния подходит к линии судьбы, пересекает ее и устремляется вверх к линии головы и входит в нее (рис. 4, линия влияния — желтый, линия судьбы — голубой, линия головы — зеленый). Трактовка буквальна: влюбленность в необычного человека (глубина линии влияния) повлияет на мировоззрение (контакт линии влияния с линией головы), а измененное сознание, в свою очередь, осуществит радикальные перемены в жизни в 35 лет, то есть полное прекращение прежней истории — работы, отношений, прежнего образа мысли, чувств, поведения, реакций (остановка линии судьбы линией головы). Воля и разум круто переменят судьбу (остановленная головой линия судьбы и новый фрагмент линии судьбы — на рис. 4, синий). Линия влияния пересекает линию судьбы — совместная жизнь невозможна.
Владимир Финогеев