Другая помощь
- Подробности
- Категория: Блог группы "Статьи Владимира ФИНОГЕЕВА"
- Просмотров: 3936
«Мы жили на даче. У ребенка три недели температура то повышалась, то падала. Вчера градусник показал 39, сбить температуру не удавалось. Я не знала, что делать. Муж уехал в командировку в Италию. Одной ребенка вести трудно, девочка не могла самостоятельно двигаться. Перед сном прошептала: «Господи, что делать, ехать в город или нет? Дай мне знак». Утром я проснулась с флюсом на щеке. Надо ехать. Я позвонила приятелю, он приехал на катере, перевез нас в город. Вызвали врача. Врач-женщина говорит: «Я не слышу левого легкого. Дыхания слева нет. Надо бы госпитализировать. Но вы ведь не отдадите в больницу такого ребенка?» Я покачала головой. «Пишите отказ». Ушла. Я встаю на колени, долго молюсь: «Господи, помоги». На следующий день пришла та же врач с заведующей. «Подозрение на плеврит. Надо в больницу». Они недоговаривали чего-то. Мы приехали. Сидим в приемном покое минут сорок. Дочери плохо, она бьется в моих руках. Входит врач: «Кто здесь в реанимацию?» До меня не доходит, что это мне. Я озираюсь по сторонам. Врач говорит: «Мамаша, вы чего, не видите, она умирает». Сердце обдало холодом. Дочь забрали в реанимацию. Я просила разрешить мне быть с дочерью. Отказали: «Нельзя». Я говорю: «Вы видите, это особый ребенок, я должна быть рядом». — «Не волнуйтесь, справимся». Выходит реаниматолог, говорит: «Двустороннее воспаление легких». Я спрашиваю: «Откуда вы знаете, ведь снимки не делали». — «Нам и так видно». Невидимая сила заставляет меня действовать. Я звоню знакомым, друзьям, подняли всех. Договорилась сделать рентген. Приехали с переносным рентгеновским аппаратом. Но, чтобы проявить снимок, надо ехать в другую больницу. Поехали, выяснилось: снимок не получился. Возвращаются, делают повторно. Едут проявлять, опять получилось плохо, не ясно. Смотрели, смотрели, заключили: «Плеврита нет. Ничего страшного». До понедельника будут колоть антибиотики. Я говорю врачу: «Что-то не то. Странный цвет лица, зеленоватый, гнилостный. Это лицо другого человека». — «А что вы хотите, ребенок в таком состоянии». Я приезжаю домой страшно подавленная. Звоню одному целителю: «Мне плохо. Меня к ней не пускают. Я не могу ничего сделать». Он говорит: «Если ты борешься с болезнью, ты получаешь болезнь. Вот когда ты придешь, чем ты с ней будешь делиться, своей болью, горем? Ты думаешь, ей это надо сейчас? А ты поделись радостью, любовью. Постарайся быть в гармонии с ситуацией. Не обязательно быть с ней физически, будь мысленно. Представь, что ты с ней в палате». Я села на стул. Сказала сыну, чтобы к телефону не подзывал. Закрыла двери. Сомкнула веки, представила, как иду по коридору больницы. Это получилось быстро, легко, ясно вижу неровные бежевые стены. Приближается дверь палаты, вдруг я не вошла, а оказалась в палате. Вижу: возле кровати стоят три фигуры. Возле изголовья старушка в платочке, глаза закрыты. Рядом с ней, немного наискосок, старик с седой бородой. Одежда на нем из холста — белая рубашка холщовая без ворота. Третий, знаю, что молодой, но кто — не разбираю. Фигуры будто полупрозрачные. Они все над дочерью как бы нависли и делают такие движения руками, будто счищают грязь. Потом смотрю: у женщины что-то в руках. Я про себя спрашиваю: что у нее в руках? Пригляделась, она держит легкое, и я знаю, что это левое легкое. Легкое лежит в обеих руках, в пригоршне. Выражение лица грустное. Из ладоней и пальцев струится тихий свет. Легкое — розовое, чистое. Глаза женщины по-прежнему закрыты. Вот что я видела. Утром прихожу в больницу. Возле крыльца стоит машина «Детская реанимация». Выходит врач с пачкой сигарет в руках. Я спрашиваю: «К кому детская реанимация? К моей девочке?» — «Подождите, вам все скажут», — говорит он, скрывается, уходит назад внутрь. Я обхожу здание больницы с другой стороны, подхожу к черному ходу. Тот же врач уже там, курит. Я вновь: «Это к моему ребенку приехали?» Он нехотя отвечает: «Нет, это к другому, к мальчику, вдохнул инородное тело». Но меня начинает колотить, я чувствую, это к моей девочке. Выходит другой врач, садится в реанимационную машину, я к нему. Он рассказал: «К девочке приезжали, у нее острый плеврит, сделали операцию, откачали полтора литра гноя».
Я вхожу, она лежит, вокруг сердца тревожно, внутри — покой. К дочери вернулось ее прежнее лицо, только она очень уставшая и взрослая. Из бока трубка торчит. У меня ощущение, что бабушка еще в палате. Стоит, руки скрестив. По стечению обстоятельств, мальчик вдохнул инородное тело, но его привезли в инфекционную больницу, оттуда вызвали дежурного врача, случайно это оказался главный хирург. Ему сказали, надо еще заодно посмотреть девочку. Левое легкое не дышит. Он спрашивает: «Где сердце прослушивается?» Они говорят: «Справа». Он взял с собой катетер, знал, что уже из-за гноя легкое выдавило сердце вправо. Счет шел на минуты.
После врачи рассказали: «Вот что странно. Левое легкое должно сплавиться, а оно оказалось целым, у нее хорошее левое легкое. Это невозможно. Обычно оно сгорает. Его как кто закрыл, взял в карман».
Потом перевезли дочь в реанимацию торакального отделения. Там врач сказал: «Рано радуетесь. Пневмоторакс должен быть. Хорошо, если только одно легкое взорвется». Я слушаю и плачу. Вышла из больницы, звоню сыну. Он говорит: «Мать, стой на месте, я сейчас приеду». Приехал. Говорит: «Поехали домой». Я качаю головой: «Нет. Мне надо в храм». Отправились туда. Но я не в сам храм пошла — в часовню. Рядом. Она маленькая. Мне там хорошо. Про себя думала: поставлю свечу умершим, чтобы молились за дочку. Подхожу к кануну. Зажигаю свечку. Поднимаю глаза и вижу эту бабушку. На иконе. Она в том же платочке, и глаза ее закрыты. Что-то в голове как бежит, но никак не добежит. Я спрашиваю женщину: «Кто это?» Она глянула с презрением: «Это Матрона». Как она сказала, я тут и узнаю ее. Боже мой! Как же я не узнала ее, конечно! Матрона. Перевожу взгляд на соседнюю икону. На ней тот самый старичок с бородой. Я не стала спрашивать, узнала его — Серафим Саровский». Позвонила подруге в Москву: «Сходи к Матроне». Она все поняла: «Еду». Через несколько часов прислала эсэмэс:
«Подходим». Через пять минут еще одно эсэмэс: «Проси». Я упала на колени, молилась и благодарила Матрону. Дочка поправилась очень быстро. С легкими ничего не случилось».
На линии ребенка в начале и конце наблюдаются прямоугольные образования и круговые фигуры (рис. 4, красный, линия ребенка — оранжевый). Прямоугольные рисунки — выражение вероятной травматической ситуации при родах, кружочки — повреждение головы. Прямоугольное образование на окончании линии — выражение нездоровья в целом. Дело не в плеврите, который закончился благополучно, есть более сложные нарушения. Но мы не одиноки, чудо не только внутри, оно и вне нас.