Избыток металла

 

Избыток металла.

«Она была невысокого роста. Голубые глаза, пшеничные волосы, красивые руки и обворожительный изгиб шерстяной кофточки. Я погрузился в гипнотическое состояние, из которого меня вывел толчок товарища в бок. Он прошипел: «Не глазей. Она замужем». Мне было семнадцать. Первый курс, первая лекция. «Ты откуда знаешь?» — «Знаю». «Ты с ней знаком?» «Нет». — «Тебе кто сказал про нее?» — «Нет». — «Тогда как ты узнал?» Товарищ посмотрел с издевкой: «Ты на руку посмотри, на правую». — «И что?» — «Там кольцо, «что». «А-а», — протянул я. «Вот тебе и «а», — отрезал товарищ. Я открыл было рот. «Не мешай», — произнес он и устремил взгляд на доску. Я тоже стал слушать. Иначе зачем я здесь? Я заставил себя внимать преподавателю, но голова моя нет-нет да и повернется в сторону девушки, а взгляд побежит, побежит и отыщет. Некоторое время я любовался нежным очертанием ее щеки и уха. Но после слов товарища исчезла безоблачность и то, что смутно ощущалось как перспектива. С каждым взглядом я чувствовал, будто ворую. И все-таки не мог удержаться и воровал. Наконец ей что-то передалось, она обернулась. Она не знала еще зачем, и глаза искали в пространстве причину своего поиска. Сердце мое забилось, я не успел прикрыть веки, ее взгляд пошел в оба мои зрачка и прошил насквозь. И улетел дальше. И еще дальше. Жар залил мне щеки. Я понял, что меня не заметили. Взгляду не на чем было остановиться, как будто был повод, но не было объекта. Она отвернулась. Оказалось, мы учимся в одной группе и ее зовут Ольга. Ей было двадцать три. Я не верил кольцу. Отказывался верить. Но она действительно была замужем. Я научился с ней говорить. Не сразу. Она говорила со всяким, ей это давалось легко. И со мной. Слова ее летали, как голуби. А голос был, как ртуть. Серебристая опасная нежность. Я не мог открыть рта. Мысли как блоки египетские — не проходили сквозь горло. Я не мог смотреть через глаза, боялся, вылетят кровавые клочья души. В груди бился океан. Я удерживал его. Я не хотел воровать. Надо крепиться, — говорил я себе и крепился. Прищуром мастерил ширмы — гасил радужку; возводил баррикады из лицевых мышц — внешнее безразличие. Улыбка не должна ничего значить, — говорил я, — просто улыбка. В институте песчинками, частичками, долями выстраивались внешние отношения — капроновый газ, который скрывал истинную жизнь. Я держался, лишь иногда я быстро входил в пространство, из которого она только что вышла, и вдыхал его аромат. Именно то, что она невысокого роста и волосы светлые. Маленькая, хрупкая и большая грудь, нет, об этом нельзя. И я учился ходить перед ней, говорить, будто мои слова ничего не значили, а во взглядах не было боли, но лишь узкая полоска света. Та, которая отражается от глаз, просто дневной свет, а не свет сердца, и у меня получалось. Минута за минутой, день за днем, месяц за другим — третий курс. Я стал замечать — она не улыбалась, как раньше, в углу рта обнаружилась жесткая складка, а глаза сделались темно-синими. «Что с тобой?» — спросил я. «Развод», — сказала она. Волна в груди чуть не разнесла сердце. «Сочувствую», — сказал я. «Не стоит того», — сказала она. Глаза ее голубели. Она смотрела так прямо, что увернуться нельзя, Я кашлянул: «Может, прогуляемся в парке, после занятий?» Я думал — это только слова. «Да», — сказала она. После занятий мы шли по аллее. Был апрель, снег сошел, светило солнце. Мы шли. Идти было некуда. Бесцельность движения скоро начала беспокоить я жил в общежитии и, кроме стипендии, не имел доходов. Оля остановилась около красивого дома. «Зайдем», - сказала она. Я удивленно оглянулся. «В подъезд?» - спросил я. «Ну, сначала в подъезд», - она улыбалась. Я терялся в догадках. Мы вошли. Полумрак окутал лица. Я трепетал. Океан взорвался. Я впился в ее губы. «Я люблю тебя», — шептал я. Она побежала наверх, я мчатся за ней. Стук ее каблучков сжигал сердце. Она подбежала к двери и достала ключи. Я остановился. Она обернулась, засмеялась: «Я здесь живу». «Ты живешь здесь?» — переспросил я, пораженный, оглядывая роскошную лестничную площадку. «А ты не знал?» — «Нет». — «Тем лучше». Мы вошли. Квартира была огромной. Она предвосхитила вопрос. «Мой отец — директор главного завода в нашем городе». — «Того самого?» — «Того». Кровь стучала везде. Я обнял ее. «Задушишь», — она осторожно высвободилась. Взяла за руку, двигались стены коридора, дверь в комнату открылась сама собой. Комната была узкая, а потолки высокие. «Я давно люблю тебя», — говорил я. Губы ее были мягкие и горячие. «Я знаю, — шептала она, — знаю». Грудь была ослепительно белой, а бедра матовые и тугие. Она представила меня родителям. Они не выразили восторга. Обед прошел в молчании. Мы вышли на улицу. «Мы будем жить у нас», — сказала Ольга. «Нет, — сказал я. — Мы будем жить у нас». «У нас»? — она смотрела снизу вверх. — Ведь ты живешь в общежитии. Где у нас?» «Я нашел место». Она оживилась: «Правда?» Вместо ответа я повел се за собой. Мы пришли к четырехэтажной коробке из серого кирпича. «Но это же общежитие?» — Ольга остановилась. «Это другое общежитие. У нас будет своя комната». — «Как ты это сделал?» — «Я предложил им услуги дворника. Я и тебе нашел работу». — «И?» — «Ты будешь главной уборщицей общежития». Она расхохоталась: «Вот удивил! Пожалуй, я соглашусь». Мы прожили лето и осень, но потом наступила зима. Было холодно, и от одеял несло затхлостью. Однажды она не пришла. Я позвонил ей домой. «Приходи, — сказал она, — будем жить здесь. Папа не против». «Возвращайся, — сказал я, — у нас все будет. Не сейчас. Но будет». «Мы будем жить у нас», — ее голос обнаружил металл. И это была не ртуть. Я молчал. Она положила трубку. Я вышел из телефонной будки. Выпал снег. Если бы я упал, меня бы поволокло к ее дому. Но я стоял. Я сжал зубы, сжал сердце и остался стоять. Она не пришла в институт. Я позвонил. «Ты решил? Ты придешь?» — «Я решил, что придешь ты». — «Я не приду». Теперь я повесил трубку. Она взяла академический. Больше я ее не видел. Через полгода она вышла замуж. Я думал, умру Душа разлилась по телу, и болела каждая его клетка. Помогли грязные полы общежития, которые надо было мыть. И лед на тротуарах — я бился с ним насмерть. Этой борьбой выходила лава из сердца. И амбиции — я хотел доказать, что я вырвусь. И Высоцкий. Он пел держись, браток, и я держался».

Избыток металла По словам Финогеева

Вот явный показатель болезненного разрыва отношений: на правой руке линия влияния входит в первое поле (зону Венеры) (рис. 4, желтый), затем соединяется с глубокой энергичной линией (рис. 4. красный), которая покидает зону Венеры.
Эта короткая пересекающая является фрагментом линии здоровья.
Ей, однако, вменены многие смыслы — от болезней, предпринимательских способностей, стремления к обогащению до духовной эволюции.
Соединяясь с линией влияния, она в нашем случае характеризует жесткий, неуступчивый характер партнера, который ранит всех, кто имел неосторожность не подчиниться.
 Пересечение (красный) указывает на душевную травму, которая проявиться и на соматическом уровне, т.е. вызовет и телесные страдания.

Дополнительная информация

Яндекс.Метрика