На конкурсной основе

В январе 1992 года я участвовал в семинаре по канторскому искусству, который проходил в пансионате на Клязьме. Преподавал иврит. За день до отъезда протрепался с двумя девушками далеко за полночь. Они ушли, я лег. Было около двух. Заснуть не успел. Возник голос: «Встань, оденься». Я встал, оделся. «Выйди из комнаты». Вышел. «Поверни налево». Повернул. «Поднимись на этаж выше». Поднялся. Голос говорил, куда идти. Я шел. Ни страха, ни восторга. Голос говорил как бы моим голосом. Во всяком случае, не чужим. Пройдя по коридору, я остановился перед мужским туалетом. Ноги поднесли к предпоследней кабинке. Я открыл дверь и тут же захлопнул. Справа от унитаза массой, выдавленной из тюбика, лежал человек. Я стоял. Я ждал, я думал. Я пребывал в нерешительности. Вот так, за зеленой дверцей с нацарапанными именами. «Ну, раз пришел, так чего уж». Набрав в грудь воздуха, дернул ручку. Это был не человек. Это было пальто-пуховик болотно-зеленого цвета с капюшоном. Я поднял его двумя пальцами, и на вытянутой руке, давая понять, что я не беру чужого, понес к себе.В номере осмотрел. Оно было совсем новое. На рукаве обнаружил две капли крови. Я отстирал их. Думал, раз я не собираюсь присваивать вещь, раз у меня нет корыстного интереса, могу и отстирать. Было еще
что-то. Ускользающее. Утром решил: если хозяин отыщется — верну. Нет — увезу с собой.
На следующий день после урока выхожу в коридор. За две двери от меня возится с замком какой-то мужик. Глянул на меня и спрашивает: «Ты пальто не видел?» — «Пальто? Какое?» Он описал. «Пойдемте со мной. Это?» Его радость была безмерна. «Ваше?» — «Не-а, моего друга». — «А кто он? «Новый русский»?» — «Не-а, на «Скорой» работает». Я вернулся в Москву. Прошел месяц. В середине февраля направляют в Ригу, в Рижскую синагогу. Руководитель религиозной общины — он же по совместительству кантор — мой давний знакомый. Обратный билет взял на 1 марта. В Рижской синагоге кабинет директора внизу. В нем — никого. От кабинета идет лестница наверх, в хоральный зал. Покоряю несколько широких ступеней. Под ногой — странная бумажка. Наклоняюсь — сто рублей. Беру. Через две ступеньки еще одна. Присовокупляю. Через три — еще стольник. Дойдя до конца лестницы, набрал тысячу сто рублей. Похрустел банкнотами, пропустил сквозь пальцы. Признаюсь — мысль была. Вхожу в хоральный зал. Ряды скамеек бегут к амвону. Справа — коричневый стол. За ним — трое. Глава общины и двое служащих. На столе — куча денег. Шум и жестикуляция. Три пары глаз одновременно поднимаются на меня. «Ну, конеч-
но, — говорю, — теперь деньги можно уже на лестнице разбрасывать». Протягиваю. «А! — восклицает кантор. — Есть у нас тут один рассеянный. Хорошо — голову не потерял. Спасибо». Дня через два руководитель столкнулся со мной на лестнице: «Ага! Вот ты где! Значит, так: ты мне здесь больше не нужен. Делегация ко мне едет из Штатов. Не до тебя. Давай сдавай билет и дуй в Москву. Давай, давай, живо!» Я сдал билет, съел последнее рижское мороженое и отбыл. На день или на два раньше, двадцать восьмого или двадцать девятого февраля. Год был високосный.
Вскоре меня отправили в Саратов. Оттуда я заехал в Челябинск, где у меня оставалась квартира.
Пока меня не было, там жила подруга сестры с мужем. Я расположился на кухне, приготовил чайку и стал просматривать газеты, оставленные на столе. Они имели некоторую давность. Попадается «Комсомолка». Глаза наезжают на заголовок: «Поезд шел по скользкому склону». Что называется — начал пить чай и недопил. Сообщалось, что 1-го марта поезд «Юрмала» из Риги в Москву сошел с рельсов. Пассажиры первого вагона погибли. Много раненых. Глаза бегут по строчкам, глотают обжигаясь. Правое плечо затекло. Гляжу: рука стакан чая так на весу и держит, на полпути между столом и ртом. Мама дорогая, я ж в этом поезде должен
был ехать! Я, правда, не мог вспомнить, какой вагон мне был предназначен в билете, который я сдал по настоянию кантора, но в жар кинуло.
Из Москвы звоню главе общины в Риге: «Да вы мне жизнь спасли!» Он говорит: «Знаю. А ты в каком вагоне должен был ехать?» «А вот это уж извините, — отвечаю, — запамятовал». А в голове пошла занимательная математика: возврат пальто + возврат денег = возврату билета. Сдал экзамен?»

В ветвь линии Меркурия (на рис. 3—4 дана синим, сама линия Меркурия дана красным) вливается дополнительная вилкообразная линия (на рис. 3—4 дана зеленым). Как уже отмечалось, ответвление от линии Меркурия в зону Марса (повторим: на рис. 4 оно синего цвета) выражает экстрасенсорные, предсказательные способности. Вилкообразная линия называется линией поддержки. Интерпретируется соответственно: люди и обстоятельства оказывают благотворное влияние на здоровье, работу, карьерные, профессиональные устремления и идеи обладателя. В нашем примере линия поддержки вливается в «предсказательную» ветвь линии Меркурия. Образовался союз внешней помощи и интуиции, который усилил систему самосохранения. Знак может указывать и на более высокий уровень, когда спасительные действия инициируются свыше. Владимир ФИНОГЕЕВ